Низами Гянджеви – Искендер-наме – Страница 9 из 15

Низами Гянджеви – Искендер-наме – Страница 9 из 15

КИНТАЛ-РУС ПОРАЖАЕТ ГИЛЯНСКОГО ВОЖДЯ ЗЕРИВАНДА

Ранний кравчий предстал, и рубином вина
Окропил он всю землю; проснулась она,
И враждебные рати, поднявшие луки,
Вновь, сверкая броней, напрягли свои руки.
И пошли они в бой, и была не нова
Для любого охота на каждого льва.
Грозно колокол выл; не имели защиты
От него все умы и бледнели ланиты.
Волчьей кожи литавр так был грохот крылат,
Что терзал он сердца, что мягчил он булат.
Сотрясалась земля, обнаружились корни,
Заскакал небосвод, строй нарушился горний.
От эйлакцев помчался топочущий конь.
Гордый всадник на нем был, как быстрый огонь.
Весь в железе, кружился он по полю вирой,
Злобным сердцем он схож был с крутящимся миром,
И ждала с ним враждующих доля одна:
Погибать, будто смяты ногами слона.
Смельчаки оробели; никто с ним сразиться
Не хотел. Ото льва отвели они лица.
Час прошел… Из румийской средины на бой
Черный двинулся лев за своею судьбой.
Конь бухарский, что слон. Громче рокотов Нила
Страшный голос бойца, — такова его сила.
И сказал он эйлакцу: «Взгляни, Ариман!
Солнце встало над миром. Растаял туман.
Чашу поднял я ввысь. Видишь, — участь в ней ваша:
Алой кровью эйлакцев наполнена чаша».
Так промолвив, коню сильно сжал он бока,
Булавою тяжелой взмахнула рука.
И эйлакец, слоном бывший мощным и смелым,
Пал, сраженный мгновенно бойцом слонотелым.
Был раздавлен тяжелою он булавой, —
Прах насытился кровью его огневой.
Но эйлакец второй, что горе был подобен,
На крушителя гор мчался ловок и злобен.
Под ударом вторым он коснулся земли,
И немало других ту же участь нашли.
Черный лев опьянился врагов низверженьем.
Многих, сжатых броней, опьяненных сраженьем,
Раздробил булавою стремительной он,
Но и сам был врагом беспощадно сражен.
От намаза полудня до третьей молитвы
Все притихшие львы уклонялись от битвы.
Кровью печень опять закипела, и рок
Быстросменной судьбе дал отменный урок.
Мощный выехал рус: чье стерпел бы он иго?!
Щеки руса — бакан, очи руса — индиго.
Он являл свою мощь. Он соперников звал.
Он румийских воителей бил наповал.
Исторгавшая душу из вражьего тела,
Булава его всех опрокинуть хотела.
Стольких опытных бросил он в смертную тьму,
Что уж больше никто не бросался к нему.
И когда грозный рус, незнакомый со страхом,
Славу Рума затмил в поле взвихренным прахом,
Он, сменив булаву на сверканье меча,
На китайцев напал и рубил их сплеча.
И, подобный копью, он скакал горделиво.
Вслед за тем и копьем он играть стал на диво.
Но на бой от румийцев на гордом коне
Дивный выехал всадник в красивой броне.
В его стройном коне не орлиная ль сила?
Меч ли взял он с собой или взял крокодила?
Шелк — на шелковом теле, блистает кафтан,
Блеск лазури шелому булатному дан.
Джинн мечтал о сраженье, как будто о пире,
У копья его тяжкого — грани четыре.
Закричал он врагу, приосанясь в седле:
«Не желаешь ли тотчас уснуть на земле?!
Пред тобой — Зериванд. Я посланец Гиляна.
Для меня лишь забава сразить Аримана!»
Лишь узрел его облик воинственный рус,
На устах своих горький почувствовал вкус.
«Перед ним. — он решил, — ничего я не значу.
Враг чрезмерно силен. Я утратил удачу».
Он коня повернул. Как степной ураган,
Он стремглав поскакал в свой воинственный стан.
Но копье в убегавшего всадника следом
Тотчас бросил гилянец, привыкший к победам.
И копье, пронизавшее спину, гляди:
На четыре ладони прошло из груди!
Но коня задержать оно все ж не сумело:
Конь доставил на место пробитое тело.
И столпились над телом эйлакцы: оно
Словно распято было. И было дано
Всем взиравшим увидеть, что змей из Гиляна
Распинает могучих враждебного стана.
Опустились поводья. Ни рус, ни буртас
Не спешили на бой. Весь их пламень угас.
И когда истомились войска ожиданьем,
Новый выступил рус. И, согласно преданьям,
Был сродни он Кинталу и звался Купал.
Зериванд перед ним тотчас грозно предстал.
Тяжко бились бойцы и звенели мечами,
И скрестились мечи огневыми лучами,
Но умелый гилянец, исполненный сил,
Все же голову вражью булатом скосил.
Так рубил Зериванд всех врагов несчастливых:
Скоро семьдесят русов легло горделивых.
Взор отважных бойцов нерешительным стал,
И на грозного льва рассердился Кинтал.
Шлем надел кипарис, застегнул он кольчугу,
И с мечом он к коню — к неизменному другу —
Поспешил и вскочил на него, как дракон,
И коня вскачь направил на недруга он.
И узрел Зериванд облик руса могучий.
И взревел он гремящею бурною тучей.
Два индийских мгновенно скрестились меча.
Эта схватка, как полдень, была горяча.
То гилянец был точкой, а битвенный лугом
Поскакавший соперник — стремительным кругом,
То Кинтал скакуна останавливал. Жар
Двух воителей рос. Лют был каждый удар.
Но друг друга сразить все ж им не было мочи.
С часа третьей молитвы сражались до ночи,
И настал должный срок. Царь могучий — Кинтал
Поднял меч, и гилянец сверкающий пал.
Был он сброшен Кинталом с седла золотого.
Больше не было льва дерзновенного, злого.
И был счастлив Кинтал завершением дня,
И к своим он погнал вороного коня.
Но не мог Искендер не изведать кручины:
Станет верный царевич добычею глины!
И сказал он о теле ушедшего в тьму,
Чтобы должный почет был оказан ему.

ДУВАЛ БРОСАЕТСЯ В БОЙ

Жаркий тюрк иль султан, озаряющий дол,
Из Китайского моря на горы взошел,
И войска, в жажде вражьего смертного стона,
Что гора Бисутун, свои взвили знамена.
Туча в громах росла. Из обоих лесов
Каждый лев был на битву метнуться готов.
И как будто бы рев раздался крокодила,
И опять рдяной кровью земля забродила.
И с мечом и с колчаном, как слон боевой,
Появился румиец; взмахнул булавой,
Бросил клич, — отзовутся ль во вражеском стане,
Встал пред витязем рус в своем желтом кафтане.
Булавой размахнулся румийский боец,
И пришел его недругу быстрый конец.
И второй его враг стал добычею праха.
Всех врагов поражал с одного он размаха.
И алан прискакал. Он звался Ферендже.
Чтил Он жбан, чтил он кровь на булатном ноже,
И, держа на плече свою палицу, разом
Он смущал всех бойцов, похищал он их разум.
Вскинул палицу рус, многомощен, угрюм,
Вскинул палицу воин, являющий Рум.
Словно дверь отомкнула железные створы,
И меж створ бились воины, яростны, скоры.
И когда неусталый постиг Ферендже,
Что стоит его враг на предсмертной меже,
Он смертельной своею взмахнул булавою,
И румиец на землю упал головою.
И алан, окровавив румийца чело,
Ввысь чело свое поднял. Изведавший зло
Многих лютых боев, битвы знающий дело,
Грозный витязь Армении, быстро и смело
Поражавший врагов, — тот, что был во главе
Всех армянских бойцов, достославный Шарве,
Меч свой быстрый взнеся, что с двумя остриями,
Меч, прославленный многими злыми боями,
На алана погнал своего скакуна.
Из меча брызжет молния. Злобна она.
Понял рус: этот меч бьет и быстро и точно, —
И свой щит укрепил у предплечия прочно.
Но ударил Шарве, и вспорхнула, спеша
Из разломанной клетки, алана душа.
Но исуец-силач, страшный в гневе великом,
На Шарве тотчас бросился с пламенным ликом.
Много смелых ударов явить он сумел,
Но напрасно он был и находчив и смел!
Он пред сильным врагом поднял голову даром:
Эту голову враг сбросил быстрым ударом.
Появился подобный упавшей скале
Витязь русов — Джерем; стало тяжко земле.
Из железа и бронзы, покрытый резьбою,
На Джереме был шлем, призывающий к бою.
Был в кафтане он шелковом, плотном, тугом,
Блеск сверкающей ртути бросавшем кругом.
Этот лев, к вражьей крови безудержно жадный,
Налетел на Шарве, словно мир беспощадный,
Поднял руку, взмахнул он во всю ее ширь,—
И на землю армянский упал богатырь.
И Джерем на Шарве — где нашлась бы защита? —
Боевого коня вмиг направил копыта.
И холодною злостью, бросающей в дрожь
Уничтожил он многих румийских вельмож.
И увидел Дувал, что свиреп этот воин,
Отрубатель голов, что он смерти достоин,
И убранство военное, быстрый и злой,
Он велел себе дать, чтобы ринуться в бой.
Скрыл он голову шлемом, что, дивно блистая,
Был прекрасным булатным твореньем Китая.
Взял он меч закаленный, обильный колчан,
Словно кудри кумира, в извивах, аркан,
И, коня облачивши в железные брони,
Устремился он в бой за победой в погоне.
Так сиял он лицом, к жаркой битве летя,
Будто это из школы спешило дитя.
И Джерем, увидав, как сияет он ликом,
Свое сердце увидел в смятенье великом.
Но кому для возврата не видится врат,
Тот с погибелью сдружится, рад иль не рад.
Он коня своего закружил вкруг Дувала,
И душа его к хитрым уловкам взывала.
И в игре они множество бросили слов,
Лишь на доброе слово был брошен покров.
И Дувал препоясанный, с боем освоясь,
Порешил разрубить на противнике пояс.
Лезвием, что привыкло к подобным делам,
Он большую скалу расколол пополам.
Брат Джерема, что с ним прибыл на поле вместе,
Словно слон, разъяренный, возжаждавший мести,
На врага поскакал, но ударил Дувал, —
И он также нашел свой последний привал.
И Дувала железного грозная сила
Еще много врагов многомощных скосила.
Жаркий рус Джовдере, для которого лев
Был ничтожней овцы, — тот, чей страшен был гнев
Силачам, с ним схватившимся, грузный и тяжкий,
Даже сотням врагов не дававший поблажки,
На руках своих несший застывшую кровь
Многих смелых бойцов, крови жаждущий вновь, —
Затянул свой кушак и с мечом небывалым
Поскакал на сраженье с отважным Дувалом.
Их блеснули мечи, их расправилась грудь,
И для бегства закрылся спасительный путь.
Но хоть были удары и часты и яры,
Отражать эти двое умели удары.
И воззвал Джовдере к прежней мощи меча
И рассек шлем Дувала, ударив сплеча,
И к челу лезвием прикоснулся над бровью.
Покачнулся Дувал, весь обрызганный кровью,
И, слабея от раны, лишаясь огня,
В стан румийский поспешно направил коня.
Он чело обвязал, быстро спешившись в стане.
И встревоженный царь, все узнавший о ране,
Приказал, мудролюба к Дувалу позвав,
Чтобы тот приготовил целебный состав
И беседой развлек и утешил Дувала,
Дабы верный Дувал стал таким, как бывало.
Вот свой черный покров ночь повергла на стан,
И на месяц наброшен был синий аркан.
Вкруг шатров тихо встали дозорные; даже
Мошкам не было лета от бывших на страже.

ПОЯВЛЕНИЕ НЕИЗВЕСТНОГО ВСАДНИКА

Над зеленою солнце взошло пеленой,
Смыло небо индиго с одежды ночной,
И опять злые львы стали яростны, хмуры,
И от них погибать снова начали гуры.
Снова колокол бил, как веленье судьбы,
Снова кровь закипела от рева трубы.
Столько в громе литавр загремело угрозы,
Что всех щек пожелтели румяные розы.
И опять Джовдере появился; огнем
Он пылал, и усталости не было в нем.
И Хинди, эту гору узрев пред собою,
На хуттальском коне приготовился к бою.
И хоть много ударов нанес он врагу,
Бесполезно кружась на кровавом лугу,
Но, напрягши всю мощь и наморщивши брови,
Всей душою возжаждавши вражеской крови,
Снес он голову руса; упала она
Под копыта лихого его скакуна.
И, гарцуя, Хинди звал врагов на сраженье,
Всем спешившим к нему нанося пораженье.
Был прославленный муж. Его звали Тартус.
Восхвалял его каждый воинственный рус.
Этот красный дракон, быстрым пламенем рея,
Пожелал опрокинуть воителя Рея.
И помчался он в бой, громогласен и скор,
Как ревущий поток, ниспадающий с гор.
Оба крепко владели всем воинским делом,
Каждый в этом бою был и ловким и смелым.
Все ж был натиск Тартуса так лют и удал,
Что рассыпался прахом индийский сандал.
Кубок тела Хинди он избавил от крови:
Лить вино, бить сосуды, — ему ль было внове?
«Я тот хищник, — сказал он, снимая свой шлем, —
Что всех львов повергает. — И молвил затем: —
Я слыву самым мощным и яростным самым,
Я был матерью назван всех русов Рустамом.
Ты, что хмуря чело, мнишь пролить мою кровь,
Ты себе не кольчугу, а саван готовь.
Не умчусь я, пока еще многих не скину
С их коней, не втопчу этих немощных в глину».
Пал отважный Хинди. Нет отчаянью мер!
Извиваясь, как локон, стонал Искендер.
В бой хотел повернуть он поводья и строго
Наказать гордеца, но помедлил немного
И окрест поглядел: кто хотел бы за честь
Румских сил постоять и помчаться на месть?
И увидел: с мечом, разъяренно подъятым,
Скачет всадник, сверкая китайским булатом.
Он храбрец, он умело владеет конем,
А под ним черный конь ярым пышет огнем,
Весь в железе он скрыт, только рдеющий лалом
Сжатый рот его виден под тяжким забралом.
И, гарцуя, мечом заиграл он, и вот —
Стал на жаркую схватку взирать небосвод.
И была длань безвестного дивно умела,
И Тартуса рука в страшной битве слабела.
И на руса направя стремленье свое,
Вскинул всадник меча своего лезвие, —
И врага голова от руки его взмаха
Пала наземь и стала добычею праха.
И, огнем своих глаз в пыльной мгле заблестев,
На безвестного новый набросился лев,
Но утратил он голову мигом. Немало
Еще новых голов наземь тяжко упало.
Сорок русов, подобных огромной горе,
Смелый лев уложил в этой страшной игре.
И коня цвета ночи погнал он, в рубины
Обращая все камни кровавой долины.
И куда бы ни мчал черногривого он, —
Разгонял он все воинство вражьих племен.
Кто бы вышел на бой? Торопливое жало
Неизбежною смертью врагам угрожало.
И смельчак быстроногому вихрю, — всегда
Поводам его верному, — дал повода.
Было сто человек в этой скачке убито,
Сто поранено, сто сметено под копыта.
Искендер отдавал восхищения дань
Этой мощи, и меч восхваляя и длань.
А наездник все бился упрямо, сурово.
Лил он пламя на хворост все снова и снова.
И пока небосвод не погас голубой,
Не хотел он покинуть удачливый бой.
Но когда рдяный свет пал за синие горы
И смежил яркий день утомленные взоры,
И всклубившийся мрак захотел тишины,
И, от Рыбы поднявшись до самой Луны,
Затемнил на земле все земные дороги,
И пожрал, словно змей, месяц ясный двурогий, —
Дивный воин, ночной прекращая набег
И коня повернув, поскакал на ночлег.
Так поспешно он скрылся под пологом ночи,
Что за ним не поспели взирающих очи.
И сказал Искендер, ему вслед поглядев:
«С сердцем львиным, как видно, сей огненный лев».
И, задумавшись, молвил затем Повелитель:
«Кто ж он был, этот скрытый железом воитель?
Если б смог я узреть этот спрятанный лик,
Мною спрятанный клад перед ним бы возник.
За народ в его длани я вижу поруку,
И мою своей силой усилил он руку.
Чем подобному льву я сумею воздать?
Да сияет над смелым небес благодать!»

ВТОРОЕ ПОЯВЛЕНИЕ НЕИЗВЕСТНОГО ВСАДНИКА

Снова свод бирюзовый меж каменных скал
Вырыл яхонтов россыпь я свет разыскал.
И алан в поле выехал; биться умея,
Не коня оседлал он для боя, а змея.
Даже семьдесят сильных, воскликнув «увы»,
Приподнять не сумели б его булавы.
Он бойцов призывал. Не прибегнув к усилью,
Он всех недругов делал развеянной пылью.
Хаверанцев, иранцев, румийцев на бой
Вызывая, он стал их смертельной судьбой.
Но вчерашний боец, с ликом, скрытым от взгляда,
Вновь на русов помчался из крайнего ряда.
Натянул тетиву он из кожи сырой,
И кольцо злого лука он тронул стрелой.
Не напрасно стрелу он достал из колчана:
Этой первой стрелой уложил он алана.
Распростерся алан, как индийский снаряд,
Со стрелою внутри… Засверкал чей-то взгляд, —
То с глазами кошачьими, брови нахмуря,
Новый рус мчался в бой, словно черная буря.
Изучил он все ходы всех воинских сил
И заплат на доспехи немало нашил.
И взыграл он мечом, словно молния в грозы,
Он в железе был весь, он был полон угрозы.
Он, уверенный в том, что не выдержит враг,
На коня вороного набросил чепрак.
Хоть он твердой душой был пригоден к победам,
Но войны страшный жар не был смелому ведом:
Ведь бойца ремесло изучал он в тиши
И не знал еще яростной вражьей души.
И дракон, пожелавший зажать его в пасти,
Разгадал, — у него этот воин во власти:
Больше нужного блещет оружья на нем,
И чепрак да броня лучше мужа с конем.
И сразил смельчака он ударом суровым,
И покров дорогой скрыл он смерти покровом.
Новый рус, препоясавшись, бросился в бой,
Но и он породнился с такой же судьбой.
Третий ринулся враг, но все так же без прока:
Пал он тотчас от львиного злого наскока.
Каждой новой стрелой, что слетала с кольца,
Дивный воин на землю бросал удальца.
Все могли его навык в борении взвесить:
Десять стрел опрокинуло всадников десять,
И опять незаметно для чьих-либо глаз
Он исчез в румском стане. И несколько раз
В громыхавших боях, возникавших с рассветом,
Он являлся, и все говорили об этом.
Скоро враг ни один, как бы ни был он смел,
Гнать коня своего на него не хотел.
От меча, что пред ними носился, блистая,
Исчезали они, словно облако тая,
И, не думая больше о бое прямом,
К ухищренью прибегли, раскинув умом.

РУСЫ ВЫПУСКАЮТ В БОЙ НЕВЕДОМОЕ СУЩЕСТВО

И жемчужины снова вознес небосвод
Из глубокого мрака полуночных вод.
Вновь был отдан простор и войскам и знаменам,
И опять все наполнилось воплем и стоном.
И над сонмищем русов с обоих концов
Подымался неистовый звон бубенцов.
И меж русов, где каждый был блещущий витязь,
Из их ярких рядов вышел к бою — дивитесь! —
Некто в шубе потрепанной. Он выходил
Из их моря, как страшный, большой крокодил.
Был он пешим, но враг его каждый охотней
Повстречался бы в схватке со всадников сотней.
И когда бушевал в нем свирепый огонь,
Размягчал он алмазы, сжимая ладонь,
В нем пылала душа, крови вражеской рада.
Он пришел, как ифрит, из преддверия ада.
Он был за ногу цепью привязан; она
Многовесна была, и крепка, и длинна.
И на этой цепи, ее преданный звеньям,
Он все поле мгновенно наполнил смятеньем.
По разрытой земле тяжело он сновал,
Каждым шагом в земле темный делал провал.
Шел он с палкой железной, большой, крючковатой.
Мог он горы свалить этой палкой подъятой.
И орудьем своим подцеплял он мужей,
И, рыча, между пальцами мял он мужей.
Так был груб он и крепок, что стала похожа
На деревьев кору его твердая кожа.
И не мог он в бою, как все прочие, лечь:
Нет, не брал его кожи сверкающий меч.
Вот кто вышел на бой! Мест неведомых житель!
Серафимов беда! Всех людей истребитель!
Загребал он воителей, что мурашей,
И немало свернул подвернувшихся шей.
Рвал он головы, ноги, — привычнее дела,
Знать, не ведал, а в этом достиг он предела.
И цепного вояки крутая рука
Многим воинам шаха сломала бока.
Вот из царского стана, могучий, проворный,
Гордо выехал витязь для схватки упорной.
Он хотел, чтоб его вся прославила рать,
Он хотел перед всеми с огнем поиграть.
Но мгновенье прошло, и клюка крокодила
Зацепила его и на смерть осудила.
Новый знатный помчался, и той же клюкой
Насметрь был он сражен. Свой нашел он покой.
Так вельмож пятьдесят, мчась равниною ратной,
Полегли, не помчались дорогой обратной.
Столько храбрых румийцев нашло свой конец,
Что не стало в их стане отважных сердец.
Мудрецы удивлялись: не зверь он… а кто же?
С человеком обычным не схож он ведь тоже.
И когда на лазурь грозно крикнула ночь
И сраженное солнце отпрянуло прочь,
Растревоженный тем, кто страшней Аримана,
Царь беседовал тайно с вельможами стана:
«Это злое исчадье, откуда оно?
Человеку прикончить его не дано.
Он идет без меча; он прикрылся лишь мехом,
Но разит всех мужей, что укрыты доспехом.
Если он и рожден человеком на свет,
Все ж — не в этой земле обитаемой, нет!
Это дикий, из мест, чья безвестна природа.
Хоть с людьми он и схож, не людского он рода».
Некий муж, изучивший всю эту страну,
Так ответом своим разогнал тишину:
«Если царь мне позволит, — в усердном горенье
Все открою царю я об этом творенье.
К вечной тьме приближаясь, мы гору найдем.
Узок путь к той горе; страшно думать о нем.
Там, подобные людям, но с телом железным,
И живут эти твари в краю им любезном.
Где возникли они? Никому невдомек
Их безвестного рода далекий исток.
Краснолики они, их глаза бирюзовы.
Даже льва растерзать они в гневе готовы.
Так умеют они своей мощью играть,
Что одно существо — словно целая рать.
И самец или самка, коль тронутся к бою, —
Судный день протрубит громогласной трубою.
На любое боренье способны они,
Но иные стремления им не сродни.
И не видели люди их трупов от века,
Да и все они — редкость для глаз человека.
Их богатство — лишь овцы; добыча руна
Для всего, что им годно, одна лишь нужна.
И одна только шерсть — весь товар их базара.
Кто из них захотел бы иного товара?
Соболей, чья окраска, как сумрак, черна,
Порождает одна только их сторона.
И на лбу этих тварей, велением бога,
Поднимается рог, словно рог носорога.
Если б их не отметил чудовищный рог, —
С мощным русом сравниться б любой из них мог.
Словно птицам большим, завершившим кочевья,
Для дремоты им служат большие деревья.
Спит огромное диво, как скрывшийся див,
В нависающий сук рог свой крепкий вонзив.
Коль вглядишься, к стволу подобраться не смея,
Меж ветвей разглядишь ты притихшего змея.
Сон берет существо это в долгий полон:
Неразумия свойство — бесчувственный сон.
Если русы, в погоне за овцами стада,
Разглядят, что в ветвях эта дремлет громада, —
Втихомолку сбирают пастуший свой стан
И подходят туда, где висит Ариман.
Обвязав его крепко тугою веревкой,
Человек пятьдесят всей ватагою ловкой,
Вскинув цепь, при подмоге железной петли,
Тащат чудище вниз вплоть до самой земли.
Если пленник порвет, пробудившись от спячки,
Звенья цепи, — не даст пастухам он потачки:
Заревев страшным ревом, ударом одним
Умертвит он любого, что встанет пред ним.
Если ж цепь не порвется и даже укуса
Не изведают люди, — до области Руса
Будет он доведен, и, окованный, там
Станет хлеб добывать он своим вожакам.
Водят узника всюду; из окон жилища
Подаются вожатым и деньги и пища,
А когда мощным русам желанна война,
В бой ведут они этого злого слона.
Но хоть в битву пустить они диво готовы,
Все же в страхе с него не снимают оковы.
Узришь ты, лишь в нем битвенный вспыхнет запал,
Что для многих весь цвет светлой жизни пропал».
Услыхав это все, Искендер многославный
Был, как видно, смущен всей опасностью явной,
Но ответил он так: «Древки множества стрел
Из различных лесов. Есть и сильным предел.
И, быть может, овеянный счастьем летучим,
Я взнесу на копье его голову к тучам».

ИСКЕНДЕР ДЕЙСТВУЕТ АРКАНОМ. НЕОБЫЧАЙНЫЙ ПЛЕННИК ПРИНОСИТ ИСКЕНДЕРУ НИСТАНДАРДЖИХАН
Белизною широкой покрылся восток,
А на западе сумрака скрылся поток.
И Властитель, рожденный на западе, снова,
Все войска разместив, ждал чудовища злого.
Вот румийцы на правом крыле, а отряд
Берберийцев за ними свой выстроил ряд.
А на левом крыле узкоглазых Китая
Встали многие сотни, щитами блистая.
Искендер был в средине. Как сумрачен он!
Конь хуттальский под ним, будто яростный слон.
А буртасы на той стороне, и аланы,
Словно львы, бушевали, взволнованны, рьяны.
С барабаном свой гул грозный колокол слил.
Над равниной в трубу затрубил Исрафил.
От литавр, сотрясающих мир без усилья,
В скалах Кафа Симург растрепал свои крылья.
Но кричали литавры от страха: рога
Напугали их воем, пугая врага.
И войска с двух сторон свое начали дело,—
Для кого в этот день счастье с неба слетело?
И зловещий, в одежде своей меховой,
По равнине пошел, будто слон боевой.
От него смельчаки вновь не знали защиты:
Все свой бросили щит, все им были убиты.
Из толпы царских воинов, скрытый в броне,
Снова выехал витязь на черном коне.
Так огнем он сверкнул, меч свой вскинувши смело,
Что у жаркого солнца в глазах потемнело.
И узнал Искендер: это доблестный тот,
Что не раз выступал, сил румийский оплот.
И встревожился царь своим сердцем радивым:
Этот смелый столкнется с чудовищным дивом!
И подумал Владыка, тоской обуян:
Эту гордую шею свернет Ариман!
Стал наездник, уздою владевший на диво,
Вновь являя свой жар, вкруг ужасного дива,
Словно ангел, кружится. Из века и в век
Небосвод вкруг земли так вот кружит свой бег!
Думал доблестный: первым стремительным делом
Передать свою силу язвительным стрелам,
Но, увидев, что стрел бесполезны рои,
Рассердился отважный на стрелы свои.
Он постиг: во враге грозных сил преизбыток,
И достал и метнул он сверкающий слиток.
Если б слиток подобный ударил в коня,
То коня не спасла бы любая броня.
Но, в гранитное тело с отчаяньем пущен,
Был о твердый гранит страшный слиток расплющен.
И огромный, увесистый слиток второй
Был спокойно отброшен гранитной горой.
Третий слиток такую ж изведал невзгоду.
Нет, песком не сдержать подступившую воду!
И, увидев, что слиток и злая стрела
Не чинят силачу ни малейшего зла,
Всадник взнес крокодила и с пламенем ярым
Устремился к дракону, дыхнувшему жаром.
Он пронесся, ударом таким наградив
Это чудо, что пал покачнувшийся див.
Но поднялся дракон, заревев из-под пыли,
И опять его пальцы железо схватили.
И нанес он удар изо всех своих сил,
И железным крюком смельчака зацепил,
И с седла его сдернул, и вот без шелома
Оказался носитель небесного грома.
И явилась весна: как цветка лепесток,
Был отраден румянец пленительных щек.
И но стал отрывать головы столь прекрасной
Поразившийся джинн; сжал рукою он властной
Две косы, что упали с чела до земли,
Чтоб вкруг шеи наездницы косы легли,
И за узел из кос к русам радостным живо
Повлекло эту деву косматое диво.
И, лишь был от румийцев отъят Серафим,
С криком радости русы столпились пред ним,
И затем лютый лев к новой схватке горячей
Побежал. Разъярен был он первой удачей.
И, заслышав противников радостный шум,
В гневе скорчился шах, возглавляющий Рум,
И велел раздразнить он слона боевого,
Наиболее мощного, дикого, злого.
И вожак закричал, и погнал он слона.
Словно бурного Нила взыграла волна.
Много копий метнул он в носителя рога
И с горящею нефтью горшков очень много.
Но ведь с нефтью горшки для скалы не страшны!
Что железные копья для бурной волны?!
И, увидев слона с его злыми клыками,
Удивленный воитель раскинул руками.
И, поняв, что воинственным хоботом слон
Причинить ему сможет безмерный урон,
Так он сжал этот хобот руками, что в страхе
Задрожал грозный слон. Миг — и вот уж во прахе
Слон лежит окровавленный; дико взревев,
Оторвал ему хобот чудовищный лев.
Схвачен страхом — ведь рок стал к войскам его строгим
И румийцам полечь суждено будет многим, —
Молвил мудрому тот, кто был горд и велик:
«От меня мое счастье отводит свой лик.
Лишь невзгоды пошлет мне рука небосвода.
Для чего я тяжелого жаждал похода!
Если беды на мир свой направят набег,
Даже баловни мира отпрянут от нег.
Мой окончен поход! Начат был он задаром!
Ведь в году только раз лев становится ярым,
Мне походы невмочь! Мне постыли они!
И в походе на Рус мои кончатся дни!»

Страницы: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15

—————

—————

—————

Конец стихотворения – все стихи в оригинале.

Стихотворная библиотека. Становитесь участником и публикуйте свои собственные стихи прямо здесь

Стихотворное чудовище – многоязычный сайт о поэзии. Здесь вы можете читать стихи в оригинале на других языках, начиная с английского, а также публиковать свои стихи на доступных языках.

© Poetry Monster, 2021. Стихи на английском.

Найти стихотворение, читать стихотворение полностью, стихи, стих, классика и современная поэзия по-русски и на русском языке на сайте Poetry.Monster.

Read poetry in Russian, find Russian poetry, poems and verses by Russian poets on the Poetry.Monster website.

Блог редактора Poetry Monster о политике, экономике, русском языке

Внешние ссылки

Yandex – лучший поисковик на русском языке

Qwant – лучий поисковик во Франции, замечателен для поиска на французском языке, также на других романских и германских языках

Duckduckgo

Министерство культуры Российской Федерации

Вернуться на главную