Альфред Брюс Дуглас (Alfred Bruce Douglas)
Ода к осени
О госпожа, склонившая чело, Ресницы опустившая в печали; Твои уста отчаяньем свело, Поникли плечи и персты устали. Ко мне стопами смуглыми шагни, Найди приют в пристанище моем, Побудь со мной, весенним менестрелем, С тобою мы вдвоем Ненастные прослеживая дни, Мелодию настроим и разделим. Дай ветки мне для погребальных дрог, Для катафалка радостей обманных, Под листопадом я твоим продрог И потонул мой взор в твоих туманах. Обычай твой безжалостно жесток, В тебе огонь мирволенья погас, Но лучше скорбь при тягостной погоде Чем ропот в летний час, Когда ликует каждый лепесток Измысливая новый гимн природе. От влаги стала месивом земля, Потускло солнце, онемели птицы, Разорены раскисшие поля, Гниют снопы неубранной пшеницы И голоса ветров в единый стон Сливаются, в глухой ночи кружа, В преддверье неминуемой кончины, Повсюду тлен и ржа, И панихида попадает в тон С моей душой, заложницей кручины. Ах, чистый мед лобзанья твоего! Он ягодой янтарною и алой Творит под бледным небом волшебство: Покров листвы окрашивает палой Старинной бронзою осенних дней. О, никогда не сбывшиеся были, О эти отлетевшие мечты, Блаженный ряд теней, Что сердце рвет мое, покуда ты Спешишь к зиме, а я спешу к могиле. Перевод Е. Витковского
Оригинал или первоисточник на английском языке
Ode to Autumn
Thou sombre lady of down—bended head, And weary lashes drooping to the cheek, With sweet sad fold of lips uncomforted, And listless hands more tired with strife than meek ; Turn here thy soft brown feet, and to my heart, Unmatched to Summer’s golden minstrelsy, Or Spring’s shrill pipe of joy, sing once again Sad songs, and I to thee Well tuned, will answer that according part That jarred with those young seasons’ gladder strain. Give me thy empty branches for the biers Of perished joys, thy winds to sigh my sighs, Thy falling leaves to count my falling tears, And all thy mists to dim my aching eyes. There is no comfort in thy lips, and none In thy cold arms, nor pity in thy breast, But better 'tis in gray hours to have grief, Than to affront the sun With sunless woe, when every flower and leaf Conspires to make the season merriest. The drip of rain—drops on the sodden earth, The trampled mud—stained grass, the shifting leaves, The silent hurrying birds, the sickly birth Of the red sun in misty skies, the sheaves Of rotting ruined corn, the sudden gusts Of angry winds, the clouds that fly all night Before the stormy moon, thy desolate moans, All thy decays and rusts, Thy deaths and dirges, these are tuned aright To my unquiet soul that sorrow owns. But ah! thy gentler mood, the honeyed kiss Of thy faint watery sunshine, thy pale gold, Thy dark red berries, and the ambergris That paints the lingering leaves, while on the mould, Their dead make bronze and sepia carpetings That lightly rustle in thy quiet breath. These are the shadows of departed smiles, The ghosts of happy things ; These break again the broken heart, the whiles Thou goest onto winter, I to Death.
1752
