Альфред Теннисон (Alfred Tennyson)

Сёстры

В моей душе пылала месть 
За опозоренную честь
        (Печально ветер выл). 
Граф соблазнил мою сестру. 
Я будто знала: не к добру
        Он так прекрасен был!

Сестра позора не снесла. 
Сестра от горя умерла.
        (Тоскливо ветер выл). 
Решила я: пройди хоть год, 
Но тот от смерти не уйдет,
        Кто так прекрасен был!

Его я в дом свой зазвала 
И обольстила, как могла.
        (Протяжно ветер выл). 
Не мог он страсти превозмочь: 
Со мной остался в эту ночь,
        Кто так прекрасен был!

Проклятый граф, казалось мне, 
Как ангел, ясен был во сне.
        (Надрывно ветер выл). 
И ненавидя, и любя, 
Всю ночь над ним рыдала я:
        Он так прекрасен был!

Как ни был тяжек мой обет, 
Но я любви сказала нет.
        (С угрозой ветер выл). 
И я вонзила острый нож 
В того, кто чуден и пригож,
        И так прекрасен был!

Лежал он, юн и недвижим, 
А утром мать пришла за ним
        (Печально ветер выл). 
Он отошёл в иную сень. 
Но мнилось мне: как Божий день,
        Мой граф прекрасен был!

© Перевод Евг. Фельдмана
20-21.06.1971
26.05.1973 (ред.)
Все переводы Евгения Фельдмана




Две сестры



    Нас было две сестры. Милей из двух сестёр была она,
    Как лилия родных полей, всегда задумчива, бледна.
            Я дикой розой расцвела,
            Коварна, мстительна и зла.
            (Я слышу: ветер шелестит,
            О бедной Дженни он грустит).
    Узнала поздно я о том, что граф украл у Дженни честь,
    Я поклялась святым крестом исполнить праведную месть –
            За преступление и ложь...
            А граф был демонски хорош!
            (Я слышу: ветер стонет злей
            В густом саду среди аллей.)

    Сестра погибла... Там – в аду – её, страдалицу, найду.
    Мне решено, мне суждено с сестрой погибнуть заодно.
            (Я слышу: ветер – буен, смел –
            Ещё сильнее зашумел.)
    Шли дни и месяцы; но я, святую месть в душе тая,
    Ждала, чтобы изменник-граф, с одной сестрою поиграв,
    Другую также оскорбил, чтобы меня он полюбил, –
            И я тайком точила нож…
            А граф был демонски хорош!
    Он не избег моих сетей. Я бал дала. В толпе гостей,
    Как к обольстительной рабе, я привлекла его к себе;
    Торжествовала я над ним, как над невольником моим.
            (Я слышу: вырвавшись из туч,
            Бушует ветер – дик, могуч;
            В старинных башнях воет он...
            Ужасный свист! Могильный стон!
            По телу пробегает дрожь...
            А граф был демонски хорош!)

            И вот остались мы вдвоём
            На ложе девичьем моём.
            Он мне тогда принадлежал,
            Принадлежала я ему.
            Он нежно руку мне пожал,
            Склонившись к стану моему;
            А я готовила кинжал
            В глухую ночь, в густую тьму
            И прошептала: «Ты умрёшь!»
            …А граф был демонски хорош!
            Поцеловав его в глаза,
            Я не спала, а граф уснул.
            (Я слышу: страшная гроза!
            И треск, и блеск, и шум, и гул...)

    Я ненавидела его в минуту роковую ту;
    Но граф, близ сердца моего, был дорог мне… за красоту.
            Я тихо встала... Он лежал...
            В моей руке сверкнул кинжал.
            Как сладко граф дремал тогда!
            Как грудь, роскошно-молода,
            Вздымалась тихо у него!
            Но не щадила я его;
            Три раза мой кинжал сверкнул,
            В крови три раза утонул,
            Казня изменника за ложь...
            А граф и мёртвый был хорош!

            Тогда, припав лицом к лицу,
            Я причесала мертвецу
            Густые локоны; волной
            Они упали предо мной.
            Как был его прекрасен лик!
            На ложе смерти и любви!
            (О, буря, буря, не реви!).
    Поцеловавши, обвила я белым саваном его,
    И мать-графиню призвала взглянуть на сына своего.
            Святое небо!  Для чего ж
            Мертвец был демонски хорош?

Перевод Л.Н. Трефолева

Оригинал или первоисточник на английском языке

The Sisters

We were two sisters of one race:
She was the fairest in the face:
        The wind is blowing in turret and tree.
They were together, and she fell;
Therefore revenge became me well.
        O the Earl was fair to see!

She died: she went to burning flame:
She mix’d her ancient blood with shame.
        The wind is howling in turret and tree.
Whole weeks and months, and early and late,
To win his love I lay in wait:
        O the Earl was fair to see!

I made a feast; I bade him come;
I won his love, I brought him home.
        The wind is roaring in turret and tree.
And after supper, on a bed,
Upon my lap he laid his head:
        O the Earl was fair to see!

I kiss’d his eyelids into rest:
His ruddy cheek upon my breast.
        The wind is raging in turret and tree.
I hated him with the hate of hell,
But I loved his beauty passing well.
        O the Earl was fair to see!

I rose up in the silent night:
I made my dagger sharp and bright.
        The wind is raving in turret and tree.
As half-asleep his breath he drew,
Three times I stabb’d him thro’ and thro’.
        O the Earl was fair to see!

I curl’d and comb’d his comely head,
He look’d so grand when he was dead.
        The wind is blowing in turret and tree.
I wrapt his body in the sheet,
And laid him at his mother’s feet.
        O the Earl was fair to see!

2453



To the dedicated English version of this website