Артур Конан Дойль (Arthur Conan Doyle)
«Песни действия» (1898). 21. Тайная комната
В комнатке, мне перешедшей в наследство, Мне, исключительно мне одному, Годы терплю я чужое соседство, Годы чужую терплю кутерьму Публики пёстрой, где верует каждый В то, что кого и чего я ни жаждай, Должен я всё позабыть – и однажды Всем существом подчиниться ему! Вот предо мною солдат здоровенный, Грубый детина, кулачный боец. Нынче – растратчик вполне откровенный, Завтра – вполне откровенный купец. Сердце любое захочет, – получит И разобьёт, если сердце наскучит. Совесть его никогда не замучит: Он приручил её, пошлый хитрец! Рядом – священник, что склонен к расколу (Видно, в душе он – чуть-чуть хулиган!). Любит священник воскресную школу, Любит кадило и любит орган. Всякую мистику любит он исто, Любит он фразу, – была бы цветиста, Любит он ближних душой альтруиста Всех – и не только одних христиан. Третий – сомнений тяжёлое бремя Носит и носит в усталой душе. Младшего брата в последнее время В нём признавать начинаю уже. Прошлое счёл он печальной ошибкой, Твёрдую почву – текучей и зыбкой После того, как добавил с улыбкой К слову «учитель» приставочку «лже-». Тщетно пытается некто четвёртый Преодолеть полосу неудач. Вряд ли, с персоною встретясь потёртой, Скажешь впоследствии: тёртый калач! Робкий, затурканный жизнью дурацкой, Сворой преследуем он адвокатской. Жизнь его – спор утомительно-адский, Скрытые слёзы и сдержанный плач. В комнатке скромной, почти без убранства, С каждой минутой грустней и грустней: Тени собой заполняют пространство С каждой минутой тесней и тесней, С каждой минутой нервозней и резче. Мгла надвигается люто и веще, В ней растворяются люди и вещи, Святость и грех растворяются в ней. Сколько теней здесь, лишь Богу известно. «Пусть, – рассуждаю я, глядя во тьму, – Воинство это вполне бестелесно, Тесно становится даже ему». Бьются жестоко солдат и мошенник, Бьётся отшельник, хоть силой скуденек, Из-за меня, – и дрожу, холоденек, Жду и дрожу, что достанусь… Кому? Если меня неудачник получит, Бедность со мною займётся муштрой. Если священник, – он догмой замучит Мыслей моих независимый строй. Старые лица, новые лица, – Что ещё в жизни со мною случится? А – ничего: сомневаясь, влачиться Буду по ней, как и прежней порой. © Перевод Евг. Фельдмана 8.09.-10.10.2004 Все переводы Евгения Фельдмана
Оригинал или первоисточник на английском языке
«Songs of Action» (1898). 21. The Inner Room
It is mine – the little chamber, Mine alone. I had it from my forbears Years agone. Yet within its walls I see A most motley company, And they one and all claim me As their own. There's one who is a soldier Bluff and keen; Single-minded, heavy-fisted, Rude of mien. He would gain a purse or stake it, He would win a heart or break it, He would give a life or take it, Conscience-clean. And near him is a priest Still schism-whole; He loves the censer-reek And organ-roll. He has leanings to the mystic, Sacramental, eucharistic; And dim yearnings altruistic Thrill his soul. There's another who with doubts Is overcast; I think him younger brother To the last. Walking wary stride by stride, Peering forwards anxious-eyed, Since he learned to doubt his guide In the past. And 'mid them all, alert, But somewhat cowed, There sits a stark-faced fellow, Beetle-browed, Whose black soul shrinks away From a lawyer-ridden day, And has thoughts he dare not say Half avowed. There are others who are sitting, Grim as doom, In the dim ill-boding shadow Of my room. Darkling figures, stern or quaint, Now a savage, now a saint, Showing fitfully and faint Through the gloom. And those shadows are so dense, There may be Many – very many – more Than I see. They are sitting day and night Soldier, rogue, and anchorite; And they wrangle and they fight Over me. If the stark-faced fellow win, All is o'er! If the priest should gain his will, I doubt no more! But if each shall have his day, I shall swing and I shall sway In the same old weary way As before.
3421