Артур Конан Дойль (Arthur Conan Doyle)
«Песни дороги» (1911). 23. Шекспировское увещание
О судари, не спится мне в гробу, В могиле подле Эйвонских брегов, – Зане глаголют некие глупцы, Преизощренные в ученой лжи, В умении представить правдой гиль, Что, дескать, Фрэнсис Бэкон Веруламский (Во время оно был я с ним знаком: Ученейший судья – к его рукам Вседневно липло золото истцов) – Что, дескать, Фрэнсис Бэкон – автор пьес, В Шекспировском рождавшихся мозгу. Враги всемерно тщатся снять венец, Что мне друзья и весь огромный мир При жизни возложили на чело. Но, сколь ни хитроумен лживый хор, А мелет, согласитесь, дикий вздор. Imprimis*, дескать, будучи рожден В убогом захолустном городке, Чем изощрял я смолоду свой ум? Ужель витает царственней орла Имеющий куриные крыла? Да, господа! Я, выросший в глуши, Студенческой не протирал скамьи; Но гладный ум себе отыщет снедь Везде, где книги есть и люди есть; Бывает, в позаброшенных полях Мечтательный и мудрствующий злак Исправно зреет; но – увы! – твердят, Что к жизни подготовиться земной Как следует возможно лишь родясь Близ Темзы! Но признайте, господа: Коль скоро только университет Плодит поэтов – то куда ж девать И Джонсона, и Марло, и других, Чей мерный стих шагает гордым шагом, Точь-в-точь, как мой? Отколе взялся мед В их сотах? Предо мною перевес Ужели кто-нибудь из них имел В учености? Иль нужно полагать, Что Бэкон сочинял один за всех? Тогда всеведущий ученый муж Один похитит славу двадцати! Вы мните, я невежда? Что ж, тогда И вовсе никаких сомнений нет: Писал Шекспир! Не я ль волной морской Богемию омыл, и загреметь Заставил пушки ранее на век, Чем первую отлили? О, ужель Непогрешимый, столь ученый Бэкон Молол бы чушь подобную? Так пусть Любой огрех мой, всяк бездумный стих Клеветников угомонят моих… Ах да! Глаголют, будто бы нашли Письмо, в котором Бэкона зовут Поэтом, втайне пишущим. О да! Но, право слово, тайне вышел срок. Суровы были древле времена, И канцлер многоумный в наши дни Был мене виноват, издав закон Преступнейший, чем бывши уличен В никчемном стихоплетстве? Оттого Писал он втихомолку. Но теперь Иные времена – и вы прочли Его творенья. Право: лучше ли Они моих творений? Вам, друзья, Судить… Но врозь творили он и я. Довольно… Джонсон был накоротке Со мной – чем не свидетель честный Бен? Да и надгробная не стерлась надпись; Неужто же могильная плита Вещала бы заведомую чушь Меня отлично знавшим землякам – Чтоб в местной церкви каждый хохотал, Завидевши бесстыжий, лживый мрамор? Я убедил вас? Коль не убедил, И вы сомнений тягостных полны, То вот последний довод: на любой Взгляните мой прижизненный портрет. Мой глас умолк – но вот мои черты! И вас уверит сей безмолвный лик, Что был Шекспир поистине велик. © Перевод Сергея Александровского (2007) Сергей Александровский - русский поэт и переводчик. Все переводы Сергея Александровского * Во-первых (лат.). — Примечание переводчика.
Оригинал или первоисточник на английском языке
«Songs of the Road» (1911). 23. Shakespeare’s Expostulation
Masters, I sleep not quiet in my grave, There where they laid me, by the Avon shore, In that some crazy wights have set it forth By arguments most false and fanciful, Analogy and far-drawn inference, That Francis Bacon, Earl of Verulam (A man whom I remember in old days, A learned judge with sly adhesive palms, To which the suitor's gold was wont to stick) — That this same Verulam had writ the plays Which were the fancies of my frolic brain. What can they urge to dispossess the crown Which all my comrades and the whole loud world Did in my lifetime lay upon my brow? Look straitly at these arguments and see How witless and how fondly slight they be. Imprimis, they have urged that, being born In the mean compass of a paltry town, I could not in my youth have trimmed my mind To such an eagle pitch, but must be found, Like the hedge sparrow, somewhere near the ground. Bethink you, sirs, that though I was denied The learning which in colleges is found, Yet may a hungry brain still find its food Wherever books may lie or men may be; And though perchance by Isis or by Cam The meditative, philosophic plant May best luxuriate; yet some would say That in the task of limning mortal life A fitter preparation might be made Beside the banks of Thames. And then again, If I be suspect, in that I was not A fellow of a college, how, I pray, Will Jonson pass, or Marlowe, or the rest, Whose measured verse treads with as proud a gait As that which was my own? Whence did they suck This honey that they stored? Can you recite The vantages which each of these has had And I had not? Or is the argument That my Lord Verulam hath written all, And covers in his wide-embracing self The stolen fame of twenty smaller men? You prate about my learning. I would urge My want of learning rather as a proof That I am still myself. Have I not traced A seaboard to Bohemia, and made The cannons roar a whole wide century Before the first was forged? Think you, then, That he, the ever-learned Verulam, Would have erred thus? So may my very faults In their gross falseness prove that I am true, And by that falseness gender truth in you. And what is left? They say that they have found A script, wherein the writer tells my Lord He is a secret poet. True enough! But surely now that secret is o'er past. Have you not read his poems? Know you not That in our day a learned chancellor Might better far dispense unjustest law Than be suspect of such frivolity As lies in verse? Therefore his poetry Was secret. Now that he is gone 'Tis so no longer. You may read his verse, And judge if mine be better or be worse: Read and pronounce! The meed of praise is thine; But still let his be his and mine be mine. I say no more; but how can you for-swear Outspoken Jonson, he who knew me well; So, too, the epitaph which still you read? Think you they faced my sepulchre with lies — Gross lies, so evident and palpable That every townsman must have wot of it, And not a worshipper within the church But must have smiled to see the marbled fraud? Surely this touches you? But if by chance My reasoning still leaves you obdurate, I'll lay one final plea. I pray you look On my presentment, as it reaches you. My features shall be sponsors for my fame; My brow shall speak when Shakespeare's voice is dumb, And be his warrant in an age to come.
2353
