Артур Конан Дойль (Arthur Conan Doyle)
«Песни дороги» (1911). 6. Ещё один рассказ конюха
Вы не устали? Рассказывать дале? Ещё? Ну, вы молодец! Я думал, что байки Про винтики-гайки Вас измотали вконец. Ну что же, вторую Вам расскажу я Историю, сударь мой. История та Не из книжки взята, Она – из жизни самой! Случилось это В годы расцвета, Когда крепкий наш селянин Мог жить, не тужить: Десять фунтов нажить, А потратить всего один. Не то, что ныне: Разор, унынье, Убытки из года в год, – Прибыль – один Фунт, господин; Десять фунтов – расход. Однако, в год, О котором пойдёт У нас дальнейшая речь, Жили фермеры прочно, И могли уж точно, Потратив, больше сберечь. И меж тех, кто в поле На вольной воле Добычу гнал во весь дух, Был Браун Джерри, Что в высшей мере Транжира был и питух. В ком кровь клокочет, Живёт, как хочет, Такого не ставь во фрунт, А где поставишь, Стоять заставишь, Природа устроит бунт. Нужней мальчишке Набить себе шишки, Чем книжки сидеть листать: Не был пострелом, – Мужчиной зрелым Тебе нипочём не стать. Джерри был молоденек, И пил, и денег Он не считал никогда. Он слова «нет» Не знал для монет, А знал только слово «да». Он пил, что конь; Гееннский огонь Уже невдали блистал, И мой рассказ – О том, как враз Он однажды пить перестал. Как-то четверо суток (Вид у парня был жуток) Он валялся в своём дому. А на пятые – в ухи Все церковухи Зазвонили под утро ему. «Чего добились? Почти допились До белой горячки, друг! – Ему доктор сказал. – Всё. Пить завязал. Иначе и впрямь – каюк: Где едут крыши, Шныряют мыши И черти пищат в мозгу, Мелькают крысы, Блукают лисы, Вселяют печаль-тоску. Рычит горилла, И корчит рыло, И застит последний свет, Там гниды-сёстры, Там виды пёстры, Однако, приличных – нет!» «Я вам не верю! – Воскликнул Джерри. – Лекарство моё – в полях. Люблю лечиться, Гоня лисицу, А всё остальное – прах. Нынче в Хóршеме, док, Полечусь чуток На своём на гнедом коне, А горилл, что объявятся И о Брауне справятся, Тотчас присылайте ко мне!». Сказал, – и скоро Залаяла свора, И в Хо́ршем он поскакал, Но не раз и не два Он вспомнил слова, Которые доктор сказал: «С дорожки бражной Сойти отважно, – Единственный мой совет: Увы, дружище, Там видов тыщи, Однако, приличных – нет!» Вот Лéонардз-Ли, Ши́пли-Вуд невдали, – Прямо рукой подать! – Даёшь победу! – Нестись по следу В таких местах – благодать! Вот и Хóртон-Бек. – Отличный разбег, И конь ещё не ослаб, И почва летит Из-под крепких копыт, Летит из-под сильных лап! Суссекс вокруг; Показались вдруг Áннингтон, Бра́мбер-Пул, Земля, что немало Событий видала, Впервой издавала гул. На холм Бри́динг-Хилл Взлетел, кто не хил, Минули Сте́йдинг-Таун, А потом их взорам За длинным забором Предстало местечко Даун. Тридцать миль, – Не сказки, не гиль, – От При́ммерз-Стайл, и притом Никто не сказал: «Ну, хватит, устал, Давайте, друзья, отдохнём!» Но после – устали, У Фильда отстали, И в конце, у села Финдон-Даун, Скакал рядом с лордом, Скакал с видом гордым, Скакал лишь один Джерри Браун. А потом и лорд Закачался, нетвёрд, Его конь споткнулся и пал. «Ах, бедный лорд!» – Молвил Джерри и – «Чёрт!» – Он тут же в испуге вскричал, Ибо, сам не свой, Он услышал вой, И хрип, и отвратный визг Из кустов орешника И подумал: «Грешника Пришёл навестить василиск!» В местах кромешных, В кустах орешных Кто-то сидел. Два пса, – Лишь двое от своры Остались, которой Они были честь и краса, – Полезли в орешник. Наклонив лобешник, И Джерри полез на звук, На крик печали, Где вдруг зазвучали Все виды гееннских мук. Но Джерри всё же И в дрожи, – Боже! – На звук продолжал переть, На звук постылый – И кровью стылой Не мог свою плоть согреть, И, глазам не веря, Вдруг увидел зверя, У коего между ног Его пёс задорный, Тихий, покорный, Прилёг, словно слабый щенок. Большая, как шкап, – ах! – На задних лапах, Вся в гневе, стояла тварь. Подобной твари И в пьяном угаре Джерри не видел встарь. И воплем Джерри На вопли зверя Ответил и прочь удрал, Лишь напоследок Подумав: «Э, дак Ведь доктор-то мне не врал!» И в вечер тот же, Но чуть попозже, К священнику прямо в дом Ворвался местный Питух известный И дух перевёл с трудом. «Я жив? Погиб ли я? Клянусь, – где Библия? – Будь проклят мой славный род, Коль влаги пьяной, Балбес поганый, Возьму я хоть каплю в рот!» Он клялся страстно. Сегодня ясно: Та клятва – не звук пустой. Под шум трактирный Имбирный мирный Сегодня он пьёт настой. Суссекс окрест – От наших мест До самого Брайтон-Таун – Лучше от века Не знал человека, Чем Джерри – Джéреми Браун. Живёт он с толком. С сибирским волком Он встретился в добрый час. Там цирк бродячий Был, не иначе, – И зверь человека спас От муки ада. За это надо Выпить… Нет, не пример Мне Джерри: с волчищем Мы встреч не ищем. – Ваше здоровье, сэр! © Перевод Евг. Фельдмана 1-9.10.2006 Все переводы Евгения Фельдмана
Баллада № 6 «Ещё один рассказ конюха» из второго поэтического сборника Артура Конан Дойля «Песни дороги» (1911) является продолжением баллады № 15 «Рассказ конюха» из первого поэтического сборника «Песни действия» (1898).
Оригинал или первоисточник на английском языке
«Songs of the Road» (1911). 6. The Groom’s Encore
(Being a Sequel to "The Groom's Story" in "Songs of Action") Not tired of 'earin' stories! You're a nailer, so you are! I thought I should 'ave choked you off with that 'ere motor-car. Well, mister, 'ere's another; and, mind you, it's a fact, Though you'll think perhaps I copped it out o' some blue ribbon tract. It was in the days when farmer men were jolly-faced and stout, For all the cash was comin' in and little goin' out, But now, you see, the farmer men are 'ungry-faced and thin, For all the cash is goin' out and little comin' in. But in the days I'm speakin' of, before the drop in wheat, The life them farmers led was such as couldn't well be beat; They went the pace amazin', they 'unted and they shot, And this 'ere Jeremiah Brown the liveliest of the lot. 'E was a fine young fellar; the best roun' 'ere by far, But just a bit full-blooded, as fine young fellars are; Which I know they didn't ought to, an' it's very wrong of course, But the colt wot never capers makes a mighty useless 'orse. The lad was never vicious, but 'e made the money go, For 'e was ready with 'is "yes," and back-ward with 'is "no." And so 'e turned to drink which is the avenoo to 'ell, An' 'ow 'e came to stop 'imself is wot' I 'ave to tell. Four days on end 'e never knew 'ow 'e 'ad got to bed, Until one mornin' fifty clocks was tickin' in 'is 'ead, And on the same the doctor came, "You're very near D.T., If you don't stop yourself, young chap, you'll pay the price," said 'e. "It takes the form of visions, as I fear you'll quickly know; Perhaps a string o' monkeys, all a-sittin' in a row, Perhaps it's frogs or beetles, perhaps it's rats or mice, There are many sorts of visions and there's none of 'em is nice." But Brown 'e started laughin': "No doctor's muck," says 'e, "A take-'em-break-'em gallop is the only cure for me! They 'unt to-day down 'Orsham way. Bring round the sorrel mare, If them monkeys come inquirin' you can send 'em on down there." Well, Jeremiah rode to 'ounds, exactly as 'e said. But all the time the doctor's words were ringin' in 'is 'ead — "If you don't stop yourself, young chap, you've got to pay the price, There are many sorts of visions, but none of 'em is nice." They found that day at Leonards Lee and ran to Shipley Wood, 'Ell-for-leather all the way, with scent and weather good. Never a check to 'Orton Beck and on across the Weald, And all the way the Sussex clay was weed-in' out the field. There's not a man among them could remember such a run, Straight as a rule to Bramber Pool and on by Annington, They followed still past Breeding 'ill and on by Steyning Town, Until they'd cleared the 'edges and were out upon the Down. Full thirty mile from Plimmers Style, without a check or fault, Full thirty mile the 'ounds 'ad run and never called a 'alt. One by one the Field was done until at Finden Down, There was no one with the 'untsman save young Jeremiah Brown. And then the 'untsman 'e was beat. 'Is 'orse 'ad tripped and fell. "By George," said Brown, "I'll go alone, and follow it to — well, The place that it belongs to." And as 'e made the vow, There broke from right in front of 'im the queerest kind of row. There lay a copse of 'azels on the border of the track, And into this two 'ounds 'ad run — them two was all the pack — And now from these 'ere 'azels there came a fearsome 'owl, With a yappin' and a snappin' and a wicked snarlin' growl. Jeremiah's blood ran cold — a frightened man was 'e, But he butted through the bushes just to see what 'e could see, And there beneath their shadow, blood drippin' from his jaws, Was an awful creature standin' with a 'ound beneath its paws. A fox? Five foxes rolled in one — a pony's weight and size, A rampin', ragin' devil, all fangs and 'air and eyes; Too scared to speak, with shriek on shriek, Brown galloped from the sight With just one thought within 'is mind — "The doctor told me right." That evenin' late the minister was seated in his study, When in there rushed a 'untin' man, all travel-stained and muddy, "Give me the Testament!" he cried, "And 'ear my sacred vow, That not one drop of drink shall ever pass my lips from now." 'E swore it and 'e kept it and 'e keeps it to this day, 'E 'as turned from gin to ginger and says 'e finds it pay, You can search the whole o' Sussex from 'ere to Brighton Town, And you wouldn't find a better man than Jeremiah Brown. And the vision — it was just a wolf, a big Siberian, A great, fierce, 'ungry devil from a show-man's caravan, But it saved 'im from perdition — and I don't mind if I do, I 'aven't seen no wolf myself — so 'ere's my best to you!
1760
