Джон Гей (John Gay)

Часть II. Басня 8. Человек, Кот, Пёс и Муха

Моей родной стране

	Счастливый Остров плодородный,
Ты охранён преградой водной,
Богат народом особливым,
Искусным и трудолюбивым.
Пускай министр с мечтою страстной
Удвоить свой прибыток частный
Сынов британских не смущает
И душ его не развращает.
Торгуй везде – имеешь право!
Твой флот тебя поддержит – слава!
Твои торговые законы
Оспорит – кто? Они – исконны!

	Когда соседи дебоширят,
Британцы всех успешно мирят.
Тебе не свят чужой регламент:
Одна торговля – твой фундамент.
Ввозя товар, внедряя право,
Облагораживаешь нравы. 
Торговля, повторяю снова,
Твоих богатств первооснова,
И с Континента сплошь да рядом
Глядят на них ревнивым взглядом.
Торгуй, страна, храни обычай,
И станет мир твоей добычей!

	Когда купчина богатеет,
В успехе долю всяк имеет.
Богат правитель, и вельможи,
И богатеет фермер тоже.
Ткач с овцеводом – в напряженье:
Спрос превышает предложенье.
Пустырь уходит некультурный,
Чтоб возродиться нивой бурной.

	Природа ждёт, что жить мы будет
На пользу и себе, и людям.
Кто в этот мир пришёл для лени?
Из поколенья в поколенье
Здесь ткут и пашут неустанно,
И здесь лихие капитаны
С фортуной спор ведут рисковый
Во славу нации торговой.
Есть люди с гением и чувством,
Что наполняют мир искусством,
И есть народ, что тем успешен,
Что у него «язык подвешен».
Любой из них со всеми дружен
Затем, что всем и всюду нужен.
Всяк что-то платит и взимает
И всяк друг друга понимает.

	Правитель с фермерами связан:
Правитель им за хлеб обязан.
И за роскошную одёжу
Ткачам правитель должен тоже.
Кто королевскую обитель
Возвёл правителю? Строитель.
Кто создал шпагу? Оружейник –
Искусник, маг и ворожейник.
Связует их определённый
Всеобщий долг перед короной. 
Для них правитель тоже важен:
Их прав и собственности – страж он.
Взаимны честность их и радость,
Плодов благих совместна сладость.
Верхи, низы, – в союзе нашем
Усердно царствуем и пашем!

	Животным стало невозможно
Случайно жить и ненадёжно:
Всяк за себя за пищу бьётся
И всяк в убытке остаётся,
И кто сегодня сыт, быть может,
Того назавтра голод сгложет.
И понял всяк, что нет прорушки,
Где есть опора друг на дружку,
Что выжить можно, где, бесспорно,
Все вместе трудятся упорно.

	И отощавший Кот явился,
И к Человеку обратился. 

	И Человек спросил: – Бедняга,
Что можешь дать другим на благо?

	И Кот сказал: – Ловец я истый,
Я зверь зубастый и когтистый.
И если я поймаю мышку,
То этой мышке – крышка, слышь-ка!
Поймаю крысу, – ей, плутовке,
Не хлопотать в твоей кладовке!

     Воскликнул Человек: – Находка!
Такого мы возьмём в охотку.
Трудам селянским угрожая,
Грызун охоч до урожая.
Но если сторож смел и ловок,
Отвадит он любых воровок! –

     И Пса спросил: – Чем, будь любезен,
Скажи, ты можешь быть полезен?

	И Пёс ответил: – Непривычно
Хвалить себя и неприлично,
Но пусть ответит вся округа:
Хотя бы раз я предал друга?
С кем поступил несправедливо
И оскорбил кого глумливо?
Готов трудиться на пределе,
Приняв участье в общем деле
Как первый сторож и ответчик
За всех баранов и овечек.
Я, сторож верный и достойный,
Вам обеспечу сон спокойный!

	И Человек сказал: – Собака
Иных людей честней, однако!
Увы, сегодня словом прочным
И нравом чистым, непорочным
Не блещут в мире человечьем,
Но поражают бессердечьем.
Так становись же – по заслугам –
Моим товарищем и другом!
	И Муху он спросил любезно:
– А вы – чем обществу полезны? 

	Сказала Муха: – Полагаю,
Забыли вы, кто я такая.
Я – леди, сэр, и оттого-то
Работа – не моя забота.
Пусть дурни кормятся трудами,
А мне, высокородной даме,
Приятно жить, и не труждаться,
А просто жизнью наслаждаться.
Влетаю в полдень я к графине,
Сижу на чайнике, графине,
И ем, и пью при ней всё то же,
Что все великие вельможи,
Со страстью непоколебимой
К одной себе – к себе, любимой!

	Здесь Человек от возмущенья
Сменил и тон, и обращенье.

	– Я вижу персик с насекомой,
Нахалкой, всем давно знакомой,
Что в самомнении высоком 
Здесь упивалась райским соком.
А чей здесь труд – в основе сада,
Ты не подумала? А надо!
И стань, как ты, мы все такими,
К чему б, в конце концов, пришли мы?
К тому, что в горе и в печали
В навозе пищу б добывали,
В грязи ворочаясь и в жиже,
В низу, что не бывает ниже! 
Но коль меж правдою и ложью
Ты видишь разницу, убоже,
Тогда запомни: всяк трудяга,
Что чтит общественное благо,
В нём долю получает лично
И потому живёт отлично!

	Так молвил он – и с паразиткой
Себялюбивою и прыткой,
И есть, и пить привыкшей даром,
Покончил он одним ударом!

© Перевод Евг. Фельдмана
29.06.-16.07.2018
Все переводы Евгения Фельдмана

Оригинал или первоисточник на английском языке

Part II. Fable 8. The Man, the Cat, the Dog, and the Fly

To my native Country

  Hail, happy land, whose fertile grounds
  The liquid fence of Neptune bounds;
  By bounteous Nature set apart,
  The seat of industry and art!
  O Britain! chosen port of trade,
  May luxury ne'er thy sons invade;
  May never minister (intent
  His private treasures to augment)
  Corrupt thy state. If jealous foes
  Thy rights of commerce dare oppose,

  Shall not thy fleets their rapine awe?
  Who is't prescribes the ocean law?
     Whenever neighbouring states contend,
  'Tis thine to be the general friend.
  What is't, who rules in other lands?
  On trade alone thy glory stands.
  That benefit is unconfined,
  Diffusing good among mankind:
  That first gave lustre to thy reigns,
  And scattered plenty o'er thy plains:

  'Tis that alone thy wealth supplies,
  And draws all Europe's envious eyes.
  Be commerce then thy sole design;
  Keep that, and all the world is thine.
     When naval traffic ploughs the main,
  Who shares not in the merchant's gain?
  'Tis that supports the regal state,
  And makes the farmer's heart elate:
  The numerous flocks, that clothe the land,
  Can scarce supply the loom's demand;

  Prolific culture glads the fields,
  And the bare heath a harvest yields.
     Nature expects mankind should share
  The duties of the public care.
  Who's born for sloth?[9] To some we find
  The ploughshare's annual toil assign'd.
  Some at the sounding anvil glow;
  Some the swift-sliding shuttle throw;
  Some, studious of the wind and tide,
  From pole to pole our commerce guide:

  Some (taught by industry) impart
  With hands and feet the works of art;
  While some, of genius more refined,
  With head and tongue assist mankind:
  Each, aiming at one common end,
  Proves to the whole a needful friend.
  Thus, born each other's useful aid,
  By turns are obligations paid.
     The monarch, when his table's spread,
  Is to the clown obliged for bread;

  And when in all his glory dress'd,
  Owes to the loom his royal vest.
  Do not the mason's toil and care
  Protect him from the inclement air?
  Does not the cutler's art supply
  The ornament that guards his thigh?
  All these, in duty to the throne,
  Their common obligations own.
  'Tis he (his own and people's cause)
  Protects their properties and laws.

  Thus they their honest toil employ,
  And with content their fruits enjoy.
  In every rank, or great or small,
  'Tis industry supports us all.
     The animals by want oppressed,
  To man their services addressed;
  While each pursued their selfish good,
  They hungered for precarious food.
  Their hours with anxious cares were vex'd;
  One day they fed, and starved the next.

  They saw that plenty, sure and rife,
  Was found alone in social life;
  That mutual industry professed,
  The various wants of man redressed.
     The cat, half-famished, lean and weak,
  Demands the privilege to speak.
     'Well, puss,' says man, 'and what can you
  To benefit the public do?'
     The cat replies: 'These teeth, these claws,
  With vigilance shall serve the cause.

  The mouse destroyed by my pursuit,
  No longer shall your feasts pollute;
  Nor rats, from nightly ambuscade,
  With wasteful teeth your stores invade.'
     'I grant,' says man, 'to general use
  Your parts and talents may conduce;
  For rats and mice purloin our grain,
  And threshers whirl the flail in vain:
  Thus shall the cat, a foe to spoil,
  Protect the farmer's honest toil,'

  Then, turning to the dog, he cried,
  'Well, sir; be next your merits tried.'
     'Sir,' says the dog, 'by self-applause
  We seem to own a friendless cause.
  Ask those who know me, if distrust
  E'er found me treacherous or unjust?
  Did I e'er faith or friendship break?
  Ask all those creatures; let them speak.
  My vigilance and trusty zeal
  Perhaps might serve the public weal.

  Might not your flocks in safety feed,
  Were I to guard the fleecy breed?
  Did I the nightly watches keep,
  Could thieves invade you while you sleep?'
     The man replies: “Tis just and right;
  Rewards such service should requite.
  So rare, in property, we find
  Trust uncorrupt among mankind,
  That, taken, in a public view,
  The first distinction is your due.

  Such merits all reward transcend:
  Be then my comrade and my friend.'
     Addressing now the fly: 'From you
  What public service can accrue?'
  'From me!' the flutt'ring insect said;
  'I thought you knew me better bred.
  Sir, I'm a gentleman. Is't fit
  That I to industry submit?
  Let mean mechanics, to be fed
  By business earn ignoble bread.

  Lost in excess of daily joys,
  No thought, no care my life annoys,
  At noon (the lady's matin hour)
  I sip the tea's delicious flower.
  On cakes luxuriously I dine,
  And drink the fragrance of the vine.
  Studious of elegance and ease,
  Myself alone I seek to please.'
  The man his pert conceit derides,
  And thus the useless coxcomb chides:

     'Hence, from that peach, that downy seat,
  No idle fool deserves to eat.
  Could you have sapped the blushing rind,
  And on that pulp ambrosial dined,
  Had not some hand with skill and toil,
  To raise the tree, prepared the soil?
  Consider, sot, what would ensue,
  Were all such worthless things as you.
  You'd soon be forced (by hunger stung)
  To make your dirty meals on dung;

  On which such despicable need,
  Unpitied, is reduced to feed;
  Besides, vain selfish insect, learn
  (If you can right and wrong discern)
  That he who, with industrious zeal,
  Contributes to the public weal,
  By adding to the common good,
  His own hath rightly understood.'
     So saying, with a sudden blow,
  He laid the noxious vagrant low.

  Crushed in his luxury and pride,
  The spunger on the public died.

1468



To the dedicated English version of this website