Джордж Гордон Байрон (George Gordon Byron)
* * *
Не вспоминай тех чудных дней, Что вечно сердцу будут милы,— Тех дней, когда любили мы. Они живут в душе моей, И будут жить, пока есть силы,— До вечной, до могильной тьмы. Забыть... все, что связало нас? Как слушал я стук сердца страстный, Играя золотом волос... Клянусь, я помню, как сейчас, Твой томный взор, твой лик прекрасный, И нежных уст немой вопрос. Как льнула ты к груди моей, И глаз твоих полу-призыв, Полу-испуг будил желанье... И мы сближались все тесней, Уста к устам, весь мир забыв, Чтоб умереть в одном лобзанье!.. Потом склоняла ты чело, И глаз лазоревую негу, Густых ресниц скрывала сень. Они — как ворона крыло, Скользя по девственному снегу, На блеск ланит кидали тень... Вчера пригрезилась во сне Любовь былая наша мне... И слаще было сновиденье, Чем в жизни новой страсти пыл; Сиянье глаз иных — затмил Твой взор в безумье наслажденья. Не говори ж, не вспоминай Тех дней, что снов дарят нам рай, Тех дней, что сердцу будут милы, Пока нас не забудет свет, Как хладный камень у могилы, Вещающий, что нас уж нет!.. Перевод Т.Л. Щепкиной-Куперник
Оригинал или первоисточник на английском языке
* * *
Remind me not, remind me not,
Of those beloved, those vanish’d hours,
When all my soul was given to thee;
Hours that may never be forgot,
Till Time unnerves our vital powers,
And thou and I shall cease to be.
Can I forget—canst thou forget,
When playing with thy golden hair,
How quick thy fluttering heart did move?
Oh! by my soul, I see thee yet,
With eyes so languid, breast so fair,
And lips, though silent, breathing love.
When thus reclining on my breast,
Those eyes threw back a glance so sweet,
As half reproach’d yet rais’d desire,
And still we near and nearer prest,
And still our glowing lips would meet,
As if in kisses to expire.
And then those pensive eyes would close,
And bid their lids each other seek,
Veiling the azure orbs below;
While their long lashes’ darken’d gloss
Seem’d stealing o’er thy brilliant cheek,
Like raven’s plumage smooth’d on snow.
I dreamt last night our love return’d,
And, sooth to say, that very dream
Was sweeter in its phantasy,
Than if for other hearts I burn’d,
For eyes that ne’er like thine could beam
In Rapture’s wild reality.
Then tell me not, remind me not,
Of hours which, though for ever gone,
Can still a pleasing dream restore,
Till thou and I shall be forgot,
And senseless, as the mouldering stone
Which tells that we shall be no more.
1808
4508
