Перси Биши Шелли (Percy Bysshe Shelley)
Башня Голода
Опустошенный город стал могилой. А жившие здесь люди в старину Его считали колыбелью милой. И горек вид крушенья. В вышину Взметнулась Башня голода - темница Среди темниц. За тяжкую вину Преступный сброд во мраке их томится. И кровь он знал, и деньги, и простор, А ныне цепь, да хмурых стражей лица, Да жизнь - как дотлевающий костер. И все - кресты и золотые шпили, Дворцы и храмы, мраморный декор Роскошных зданий в итальянском стиле, - Все меркнет рядом с Башней. Оттого Они поодаль жмутся. Так в могиле Лежит скелет, но чье-то колдовство Свершается, и вот он, страшный, голый, Идет в толпу красавиц - для чего? Чтоб видели, что жизнь, и смех веселый, И красота, и нежность их тепла - Все, все уйдет, пока резец тяжелый Не превратит в скульптуру их тела. Перевод Вильгельма Левика Средь запустенья города немого, Что колыбелью был, а ныне склеп, Людей угасших сказанное слово, Обломок от крушения судеб, - Восстала Башня Голода, виденьем. Под ней тюрьма, чудовищный вертеп, Там мука сочеталась с преступленьем, Кто там живет, кошмары их полны И золотом, и кровью, и томленьем. И так они до смерти видят сны. Там высится тяжелая громада - Соборы, башни - ей затенены Лучи небес, воздушная услада, И каждый храм, и каждый пышный дом, От башни той, ее страшася взгляда, Как бы ушел - мир обнажен кругом: Как будто призрак, смутный и ужасный, Средь нежных женщин встал зловещим сном, И, сделавшись зеркальностию ясной, В себе их вид, их лики отражал, И слил в одно весь этот блеск прекрасный, Пока застывшим мрамором не стал. Перевод К.Д. Бальмонта
Оригинал или первоисточник на английском языке
The Tower Of Famine
Amid the desolation of a city, Which was the cradle, and is now the grave Of an extinguished people,—so that Pity Weeps o’er the shipwrecks of Oblivion’s wave, There stands the Tower of Famine. It is built Upon some prison-homes, whose dwellers rave For bread, and gold, and blood: Pain, linked to Guilt, Agitates the light flame of their hours, Until its vital oil is spent or spilt. There stands the pile, a tower amid the towers And sacred domes; each marble-ribbed roof, The brazen-gated temples, and the bowers Of solitary wealth,--the tempest-proof Pavilions of the dark Italian air,-- Are by its presence dimmed--they stand aloof, And are withdrawn—so that the world is bare; As if a spectre wrapped in shapeless terror Amid a company of ladies fair Should glide and glow, till it became a mirror Of all their beauty, and their hair and hue, The life of their sweet eyes, with all its error, Should be absorbed, till they to marble grew.
1820
5047
