Перси Биши Шелли (Percy Bysshe Shelley)
Медуза Леонардо да Винчи во Флорентийской галерее
В зенит полночный взоры погружая,
На крутизне покоится она,
Благоговенье местности внушая,
Как божество, прекрасна и страшна;
Грозою огнедышащей сражая,
Таит очей бездонных глубина
Трагическую тайну мирозданья
В агонии предсмертного страданья.
Не страхом - красотой непреходящей
Пытливый разум в камень обращен;
Тогда чертам недвижимо лежащей
Ее характер будет возвращен,
Но мысли не вернуться уходящей;
Певучей красоты прольется звон
Сквозь тьму и вспышки боли, чья извечность
В мелодию вдохнула человечность.
Из головы ее, от стройной шеи,
Как водоросли средь морских камней,
Не волосы растут - живые змеи
Клубятся и сплетаются над ней,
Как в бесконечном вихре суховеи.
В мельканье беспорядочных теней
Насмешливое к гибели презренье
И духа неземное воспаренье.
Из-за скалы тритон ленивым взглядом
Сверлит ее недвижные зрачки,
Нетопыри порхают с нею рядом,
Бессмысленные делая скачки.
Встревоженные огненным разрядом,
Из тьмы они летят, как мотыльки,
На пламя, ослепляющее очи,
Безжалостнее мрака бурной ночи.
Ужасного хмельное наслажденье!
В змеящейся поверхности резной
Горит греха слепое наважденье,
Окутанное дымкою сквозной,
Где, появляясь, тает отраженье
Всей прелести и мерзости земной.
Змееволосой улетают взоры
От влажных скал в небесные просторы.
Перевод Р. Березкиной
Она лежит в туманностях вершины
И смотрит вверх, там ночь и высота;
Внизу, далеко, зыблются равнины;
Чудовищность ее и красота
Божественны. Не чарами долины
В ней смутно дышат веки и уста;
На них, как призрак, мрачно распростертый,
Предсмертное мученье, пламень мертвый.
Но не от страха, нет, от красоты
Дух зрящего пред нею каменеет;
Встают на камне мертвые черты,
Вот этот лик с ним слился, цепенеет,
С ним сочетался в сон одной мечты,
И нет следа для мысли, дух немеет;
Но музыки исполнена мечта,
Затем что в мраке, в боли - красота.
И точно на скале росистой - травы,
У ней на голове, взамен волос,
Растут ехидны, полные отравы,
Одна в другой, как пряди длинных кос,
Все спутаны, все злобны и лукавы,
Гнездо их в звенья светлые слилось,
И в воздухе они разъяли пасти,
Как бы смеясь, что этот дух - в их власти.
И тут же саламандра, яд свой скрыв,
С беспечностью глядит в глаза Горгоны;
Летучей мыши бешеный порыв
Описывает в воздухе уклоны,
Для света мрак пещеры позабыв,
Она как бы презрела все препоны,
Кружит в лучах чудовищных огней,
И свет полночный всякой тьмы страшней.
Очарованье ужаса и пытки;
От змей исходит блеск, он медно-рдян,
Они горят в чудовищном избытке,
И в воздухе от них дрожит туман;
Как в зеркале, как песнь в едином свитке,
Свет красоты и ужаса здесь дан -
Лик женщины, с змеиными кудрями,
Что в смерти видит небо над скалами.
Перевод К.Д. Бальмонта
Оригинал или первоисточник на английском языке
On the Medusa of Leonardo Da Vinci in the Florentine Gallery
It lieth, gazing on the midnight sky, Upon the cloudy mountain peak supine; Below, far lands are seen tremblingly; Its horror and its beauty are divine. Upon its lips and eyelids seems to lie Loveliness like a shadow, from which shrine, Fiery and lurid, struggling underneath, The agonies of anguish and of death. Yet it is less the horror than the grace Which turns the gazer's spirit into stone; Whereon the lineaments of that dead face Are graven, till the characters be grown Into itself, and thought no more can trace; 'Tis the melodious hue of beauty thrown Athwart the darkness and the glare of pain, Which humanize and harmonize the strain. And from its head as from one body grow, As [ ] grass out of a watery rock, Hairs which are vipers, and they curl and flow And their long tangles in each other lock, And with unending involutions shew Their mailed radiance, as it were to mock The torture and the death within, and saw The solid air with many a ragged jaw. And from a stone beside, a poisonous eft Peeps idly into those Gorgonian eyes; Whilst in the air a ghastly bat, bereft Of sense, has flitted with a mad surprise Out of the cave this hideous light had cleft, And he comes hastening like a moth that hies After a taper; and the midnight sky Flares, a light more dread than obscurity. 'Tis the tempestuous loveliness of terror; For from the serpents gleams a brazen glare Kindled by that inextricable error, 35 Which makes a thrilling vapour of the air Become a [ ] and ever-shifting mirror Of all the beauty and the terror there— A woman's countenance, with serpent locks, Gazing in death on heaven from those wet rocks.
5068
