Элегия на кончину Пышки Лиззи, трактирщицы
Она мертва! Не лжет молва!..
Ох, Смерть-старуху черта с два
Проймут крепчайшие слова!
Махнул Скелет
Своей косой из удальства —
И Лиззи нет.
О Смерть, несмысленный Костяк!
Тобою всяк влеком во мрак:
Мудрец, дурак, богач, бедняк —
Дворцов и хижин
Ты гостья лютая, – и всяк
Тобой обижен.
Да будь тобой, скотина, взят
Купчина иль аристократ —
Бояться ль эдаких утрат,
Таких потерь?
Но Лиззи взять и ввергнуть в ад?
О Смерть! О зверь!
Столичные пропойцы вой
И стон подъемлют хоровой:
Осиротели мы впервой —
О да, о да!
О, плачьте, плачьте всей братвой:
Пришла беда.
Мы, сдвинув шапки набекрень,
Перебродивший пить ячмень
Ходили к Лиззи, что ни день:
Хватало сил!
Кому, скажите, выпить лень? —
И каждый пил.
Второй такой трактир едва ли
Найдешь. На вывеске клевали
Друг дружку, и нещадно драли
Два петуха1.
Уютный был в укромном зале
Притон греха!
Бывало, достигаем цели —
И шутит Лиззи: «Вновь! Ужели?
Глядите: пудинги поспели,
И битый час
Уже томятся! Еле-еле
Дождались вас!»
И мы садились близ огня,
Грошами скудными звеня…
Была — поддержит пусть меня
Всяк бедокур! —
Копченых Лиззина стряпня
Вкуснее кур!
Никто не потчевал сытней,
Чем Лиззи, нашенских парней!
И лук в овсянке был у ней,
И уйма перцу!
Обилье пряностей — ей-ей,
Всегда по сердцу!
Мы наедались до отвала,
Да все подчас казалось мало —
И сколько ложек вновь стучало,
И длился ужин!
В таком трактире зазывала
Навряд ли нужен!
Уместна ль к ужину вода?
С водой у нас была вражда!
Зато дружили без вреда
Мы с папским виски2:
Стакан-другой – и вновь айда
Жевать сосиски!
А уж востер был язычок
У Лиззи! Всяк буян — молчок!
Сдерзишь — подцепит на крючок,
И снять не смогут!
И слушать будешь, дурачок,
Всеобщий гогот3!
Пустел бочонок или мех,
Гремели говор, пенье, смех —
И новых жаждало утех
Младое племя!
И мчало время без помех —
Златое время…
Вставала, наконец, Луна,
Звала весь мир в объятья сна
(И упырей звала она
Из-под земли) —
И мы, набравшись допьяна,
Домой брели.
Глаголет колокола медь:
«Прости-прощай, питье и снедь!»
Покойницу не отогреть…
Нам жизнь — обуза,
И безутешно будет впредь
Пустое пузо!
Молчу. Бессильны все слова.
Расти, могильная трава!
Покойся, Лиззи. Ты мертва.
Зарыли гроб.
Но я поцеловал сперва
Беднягу в лоб…
Прощайте, славные года!
Худая нынче нам еда –
Кутьи вкусите, господа,
Из общей миски…
И распрощайтесь навсегда
С дешевым виски4!
© Перевод Сергея Александровского (2008)
Сергей Александровский - русский поэт и переводчик.
Примечания.
1. Перед входом в трактир Пышки Лиззи красовалась вывеска, изображавшая двух бойцовых петухов. Надпись на вывеске гласила: «Шкура потолще – продержишься подольше». – (Здесь и далее – примечания шотландского издателя).
2. Лиззи продавала ром, который, чтобы не платить винного откупа, именовала «папским виски».
3. Трактирщица сия была знаменита остроумием и никогда не лезла в карман за ядовитым словом. С нею решались пререкаться лишь немногие – но эти отчаянные головы немедля и неизменно становились посмешищем всех остальных гуляк.
4. Изабелла Везерсон, героиня этой элегии, содержала маленькое питейное заведение в Джок-Лодже, сразу же за городской чертой Эдинбурга. Исключительное умение стряпать шотландские пудинги, равно как и телесная полнота, заслуженно стяжали трактирщице прозвище Пышки Лиззи (Pudding Lizzie). Ее кабачок долгое время служил излюбленным пристанищем для эдинбургской молодежи, хотевшей выпить, поесть и повеселиться елико возможно дешевле. Скончалась Пышка Лиззи в 1796 году.
Оригинал или первоисточник на английском языке
Elegy on Pudding Lizzie
She's gane ! she's gane!—ower true the tale !
She's left us a' to sab and wail!
Auld Clatterbanes has hit the nail
Upo' the head;
Deil o' his carcass mak a flail,
Sin Lizzie's dead!
Oh Death ! oh Death! thou'rt void o' feeling !
For wi' thy deadly whittle stealing
Through gentle hald, or hamely sheiling
Wi' divet rigging,
Thou send'st the best o' bodies, reeling,
To their cauld bigging.
Hadst thou but claughted wi' thy claw
A lord, a duke, or baith the twa,
The skaith, I trow, had been but sma—
Ane might forgie ye;
But Lizzie thus to steal awa,
Oh, wae be t'ye!
Auld Reekie's callants, mourn wi' me;
Your waes, alake! are sair to dree:
Oh, mourn the days - the days o' glee,
Now fled awa'!
I see the tear in mony an e'e
Fu' sadly fa'.
Oh, mony a time, ance on a day,
In cheery bangs we've ta'en our way,
Ilk birkie keenly bent on play,
Wi' hearts fu' light,
And for a wee set care astray,—
Far out o' sight.
And when we reach'd her little dwalling,
Where tuilzied birds wi' bluidy talon,
How kind she met us at the hallan,
Led to the ha',
" Gude-e'en ! gude-e'en !" aye loudly bawling,
Aud becking law.
Syne what a fyke, and what a fraising!
" The puddings, bairns, are just in season—
They're newly made - the kettle's bizzing—
Sae dinna fret;
Mair sappy anes ne'er cross'd your wizzen,
Although I say't."
Saul! how it sharpen'd ilka ane,
When wi' them she came todlin ben,
A' piping like a roasted hen,
(Braw healthy eating!)
Wi' timmer pins at ilka end,
To haud the meat in.
And then she had the knack sae weel,
To gust the gab o' ony chiel
Wi' spiceries brought through danger's fiel',
Frae India's coast,
And ingans, mix'd wi' gude ait-meal,
Auld Scotia's boast.
Thus seated round her canty ingle,
Oil, how the knives and forks wad ringle,
And cutty-spoons 'mang puddings mingle,
Hoved up sae wally !
And caps and trenchers in a jingle
A' scarted brawly.
Did ony relish cauler water ?
Na, faith, it wasna in our nature:
Wo but to hae a wee drap creature,
Gude papish whisky;
It beets new life in ilka feature,
And keeps ane brisk aye.
Whan she began to crack her creed
I've seen our clmfts maist like to screed ;
In short, at times a single thread
Might e'en hae tied us;
And, vow! how crouse sho cocked her head,
Whan set beside us!
The mair the pith o' barley shone,
The mair was heard mirth's social tone,
And sang, and joke, and toast, gaed roun',
Wi' glee imprinted,
While busy time still jogged on,
Unmark'd, untented;
Till night, her sable mantle dreeping,
Brought Luna o'er St Anthon's peeping,
And dowie ghaists, frae kirk-yards creeping,
Began to wander,
When we, frae Lizzie's kindly keeping,
Would hamewards dander.
Oh, waes my heart! now, when she's gane,
How sad and alter'd is the strain !
To pudding-feasts, and rants fu' fain,
Nae mair we'll pap in;
Our wames e'en to our rigging-bane
Like skate-fish clapping.
But whisht! for mair I canna speak—
The tears come rapping down my cheek,
To mark her grave, sae cauld and bleak,
The green grass growing;
Oh ! keep her safe frae hornio's creek,
Black, sooty, lowing !
Then, oh fareweel to feasting rare,
And scrieving cracks that drave aff care !
Fareweel to ranting late and air,
Sae blythe and frisky!
And eke, fareweel, for ever mair,
To lowin' whisky !
1481
