Роберт Бернс (Robert Burns)

Обращение мисс Фонтенелль к зрителям в её бенефис 4 декабря 1793 года в театре Дамфриза

	Всегда желая выступить отлично
(И в бенефис не меньше, чем обычно),
Я выступить решила перед вами
С Прологом, с Эпилогом. – За стихами
Пришла я к небожителю, к поэту.
«Прекраснее поэта в мире нету!
О вас я, сударь, слышала так много…
Прошу вас – для Пролога, Эпилога…».
А он – в ответ: «Вы шутками известны,
Но времена для шуток – неуместны.
А вы, о мисс (хотя, боюсь, едва ли),
Чувствительные слёзы проливали?
Хотя бы раз за время представленья
Вы пробудить сумели Сожаленье?
Играли ль Мщенье с дымной головешкой,
Что буре говорит со злой усмешкой:
«Над грешною землёй неси меня, не мешкай!»»
	Не вытерпев, я возмутилась: «Боже!
С моим лицом – такие корчить рожи!
Вам нравится описывать страданья?
Что ж, это – дело вкуса. До свиданья!»
	Уверена и утверждаю ныне:
Понятью «Бедность» родственно «Унынье»,
И пребываю в твёрдом убежденье:
Чем громче смех, тем ярче наслажденье!
	Кто тащится по жизни, чуть не плача,
Того повсюду встретит Неудача.
Заставь за пять сработать три гинеи,
С ума сойдёшь от этой ахинеи.
Скажи себе: «Я носа не повесил:
Пускай я беден, но зато я весел!»
	А ты, о жертва ветреной кокетки,
С петлёй на шее выбираешь ветки,
Когда в самоубийственном соблазне
Спасения от муки ищешь в казни
Или, не в силах вынести кручину,
Готов с утёса ринуться в пучину.
Что делать? Над кокеткой посмеяться
И – даже над собою, может статься,
И полюбить другую, подобрее,
И позабыть историю скорее,
Усвоив тон совсем иной игры:
Мы веселы и, значит, мы – мудры! 

1793

© Перевод Евг. Фельдмана
17-23.10.2000
Все переводы Евгения Фельдмана

Примечание



Луиза Фонтенелль (1773-1799) – актриса, которая была весьма популярна в Шотландии в эпоху Бернса. Актёрскую карьеру начала на сцене театра Ковент-Гарден, где впервые выступила 6 ноября 1788 г. Первое выступление в Шотландии – в Королевском театре Эдинбурга 17 октября 1789 г. Три летних сезона 1790-го, 1791-го и 1792 гг. проработала в театре «Хе́ймаркет» в Лондоне. Зимой 1792 г. играла в труппе Джорджа Сазерленда в Дамфризе.


Бернс высоко ценил искусство Луизы Фонтенелль. В конце ноября 1792 г., отправляя ей письмо с прологом «Права Женщины», который он сочинил для бенефиса мисс Фонтенелль, Бернс писал:


«В мире, столь дурном, как наш, те, кто хоть чуточку прибавляет нам радости, несомненно, являются нашими благодетелями. Вам, Сударыня, выступающей на наших скромных дамфризских подмостках, я обязан за наслаждение больше, чем куда более известным Театрам, где я бывал ранее. Ваши женские чары вызвали бы аплодисменты даже самой посредственной Актрисе, а ваши театральные таланты обеспечили бы восхищение даже Актрисе с самой плоской фигурой».


Мисс Фонтенелль вышла замуж за Джона Брауна Уильямсона (ум. в 1802 г.), актёра, с которым Бернс был знаком и который был управляющим театра в Дамфризе. В 1792 г. супруги эмигрировали в Америку. Играли в Бостоне и Нью Йорке в качестве членов актёрской гильдии Чарльстона, штат Северная Каролина. Луиза Фонтенелль умерла от жёлтой лихорадки 30 октября 1799 г. в возрасте 26 лет. – Примечание переводчика.



Оригинал или первоисточник на английском языке

Address, Spoken by Miss Fontenelle, on Her Benefit-night, December 4, 1793, at the Theatre, Dumfries


STILL anxious to secure your partial favour,
And not less anxious, sure, this night, than ever,
A Prologue, Epilogue, or some such matter,
‘Twould vamp my bill, said I, if nothing better;
So sought a Poet, roosted near the skies,
Told him I came to feast my curious eyes;
Said nothing like his works was ever printed;
And last, my Prologue-business slily hinted.
‘Ma’am, let me tell you,’ quoth my man of rhymes,
‘I know your bent-these are no laughing times:
Can you-but, Miss, I own I have my fears-
Dissolve in pause, and sentimental tears?
With laden sighs, and solemn-rounded sentence,
Rouse from his sluggish slumbers fell Repentance,
Paint Vengeance as he takes his horrid stand,
Waving on high the desolating brand,
Calling the storms to bear him o’er a guilty land?’
  I could no more-askance the creature eyeing,
D’ye think, said I, this face was made for crying?
I’ll laugh, that’s poz-nay, more, the world shall know it;
And so, your servant! gloomy Master Poet!
  Firm as my creed, Sire, ‘tis my fix’d belief,
That Misery’s another word for Grief;
I also think-so may I be a bride!
That so much laughter, so much life enjoy’d.
  Thou man of crazy care and ceaseless sigh,
Still under bleak Misfortune’s blasting eye;
Doom’d to that sorest task of man alive-
To make three guineas do the work of five:
Laugh in Misfortune’s face- the beldam witch!
Say you’ll be merry, the’ you can’t be rich.
  Thou other man of care, the wretch in love,
Who long with jiltish arts and airs hast strove;
Who, as the boughs all temptingly project,
Measur’st in desperate thought-a rope-thy neck-
Or, where the beetling cliff o’erhangs the deep,
Peerest to meditate the healing leap:
Would’st thou be cur’d, thou silly, moping elf?
Laugh at her follies-laugh e’en at thyself:
Learn to despise those frowns now so terrific,
And love a kinder: that’s your grand specific.
  To sum up all, be merry, I advise;
And as we’re merry, may we still be wise.

1793

1900



To the dedicated English version of this website