Доника
Есть озеро перед скалой огромной; На той скале давно стоял Высокий замок и громадой темной Прибрежны воды омрачал. На озере ладья не попадалась; Рыбак страшился у́дить в нем; И ласточка, летя над ним, боялась К нему дотронуться крылом. Хотя б стада от жажды умирали, Хотя б палил их летний зной: От берегов его они бежали Смятенно-робкою толпой. Случалося, что ветер и осокой У озера не шевелил: А волны в нем вздымалися высоко, И в них ужасный шепот был. Случалося, что, бурею разима, Дрожала твердая скала: А мертвых вод поверхность недвижима Была спокойнее стекла. И каждый раз — в то время, как могилой Кто в замке угрожаем был, — Пророчески, гармонией унылой Из бездны голос исходил. И в замке том, могуществом великий, Жил Ромуальд; имел он дочь; Пленялось все красой его Доники: Лицо — как день, глаза — как ночь. И рыцарей толпа пред ней теснилась: Все душу приносили в дар; Одним из них красавица пленилась: Счастливец этот был Эврар. И рад отец; и скоро уж наступит Желанный, сладкий час, когда Во храме их священник совокупит Святым союзом навсегда. Был вечер тих, и небеса алели; С невестой шел рука с рукой Жених; они на озеро глядели И услаждались тишиной. Ни трепета в листах дерев, ни знака Малейшей зыби на водах… Лишь лаяньем Доникина собака Пугала пташек на кустах. Любовь в груди невесты пламенела И в темных таяла очах; На жениха с тоской она глядела: Ей в душу вкрадывался страх. Все было вкруг какой-то по́лно тайной; Безмолвно гас лазурный свод; Какой-то сон лежал необычайный Над тихою равниной вод. Вдруг бездна их унылый и глубокий И тихий голос издала: Гармония в дали небес высокой Отозвалась и умерла… При звуке сем Доника побледнела И стала сумрачно-тиха; И вдруг… она трепещет, охладела И пала в руки жениха. Оцепенев, в безумстве исступленья, Отчаянный он поднял крик… В Донике нет ни чувства, ни движенья: Сомкнуты очи, мертвый лик. Он рвется… плачет… вдруг пошевелились Ее уста… потрясена Дыханьем легким грудь… глаза открылись… И встала медленно она. И мутными глядит кругом очами, И к другу на руку легла, И, слабая, неверными шагами Обратно в замок с ним пошла. И были с той поры ее ланиты Не свежей розы красотой, Но бледностью могильною покрыты; Уста пугали синевой. В ее глазах, столь сладостно сиявших, Какой-то острый луч сверкал, И с бледностью ланит, глубоко впавших, Он что-то страшное сливал. Ласкаться к ней собака уж не смела; Ее прикликать не могли; На госпожу, дичась, она глядела И выла жалобно вдали. Но нежная любовь не изменила: С глубокой нежностью Эврар Скорбел об ней, и тайной скорби сила Любви усиливала жар. И милая, деля его страданья, К его склонилася мольбам: Назначен день для бракосочетанья; Жених повел невесту в храм. Но лишь туда вошли они, чтоб верный Пред алтарем обет изречь: Иконы все померкли вдруг, и серный Дым побежал от брачных свеч. И вот жених горячею рукою Невесту за руку берет… Но ужас овладел его душою: Рука та холодна, как лед. И вдруг он вскрикнул… окружен лучами, Пред ним бесплотный дух стоял С ее лицом, улыбкою, очами… И в нем Донику он узнал. Сама ж она с ним не стояла рядом: Он бледный труп один узрел… А мрачный бес, в нее вселенный адом, Ужасно взвыл и улетел. пер. Василий Андреевич Жуковский
Оригинал или первоисточник на английском языке
Donica
High on a rock, whose castled shade Darken'd the lake below, In ancient strength majestic stood The towers of Arlinkow. The fisher in the lake below Durst never cast his net, Nor ever swallow in its waves Her passing wings would wet. The cattle from its ominous banks In wild alarm would run, Tho' parched with thirst and faint beneath The summer's scorching sun. For sometimes when no passing breeze The long lank sedges waved, All white with foam and heaving high Its deafening billows raved; And when the tempest from its base The rooted pine would shake, The powerless storm unruffling swept Across the calm dead lake. And ever then when Death drew near The house of Arlinkow, Its dark unfathom'd depths did send Strange music from below. The Lord of Arlinkow was old, One only child had he, Donica was the Maiden's name As fair as fair might be. A bloom as bright as opening morn Flush'd o'er her clear white cheek, The music of her voice was mild, Her full dark eyes were meek. Far was her beauty known, for none So fair could Finland boast, Her parents loved the Maiden much, Young EBERHARD loved her most. Together did they hope to tread The pleasant path of life, For now the day drew near to make Donica Eberhard's wife. The eve was fair and mild the air, Along the lake they stray; The eastern hill reflected bright The fading tints of day. And brightly o'er the water stream'd The liquid radiance wide; Donica's little dog ran on And gambol'd at her side. Youth, Health, and Love bloom'd on her cheek, Her full dark eyes express In many a glance to Eberhard Her soul's meek tenderness. Nor sound was heard, nor passing gale Sigh'd thro' the long lank sedge, The air was hushed, no little wave Dimpled the water's edge. Sudden the unfathom'd lake sent forth Strange music from beneath, And slowly o'er the waters sail'd The solemn sounds of Death. As the deep sounds of Death arose, Donica's cheek grew pale, And in the arms of Eberhard The senseless Maiden fell. Loudly the youth in terror shriek'd, And loud he call'd for aid, And with a wild and eager look Gaz'd on the death-pale Maid. But soon again did better thoughts In Eberhard arise, And he with trembling hope beheld The Maiden raise her eyes. And on his arm reclin'd she moved With feeble pace and slow, And soon with strength recover'd reach'd Yet never to Donica's cheek Return'd the lively hue, Her cheeks were deathy, white, and wan, Her lips a livid blue. Her eyes so bright and black of yore Were now more black and bright, And beam'd strange lustre in her face So deadly wan and white. The dog that gambol'd by her side, And lov'd with her to stray, Now at his alter'd mistress howl'd And fled in fear away. Yet did the faithful Eberhard Not love the Maid the less; He gaz'd with sorrow, but he gaz'd With deeper tenderness. And when he found her health unharm'd He would not brook delay, But press'd the not unwilling Maid To fix the bridal day. And when at length it came, with joy They hail'd the bridal day, And onward to the house of God They went their willing way. And as they at the altar stood And heard the sacred rite, The hallowed tapers dimly stream'd A pale sulphureous light. And as the Youth with holy warmth Her hand in his did hold, Sudden he felt Donica's hand Grow deadly damp and cold. And loudly did he shriek, for lo! A Spirit met his view, And Eberhard in the angel form His own Donica knew. That instant from her earthly frame Howling the Daemon fled, And at the side of Eberhard The livid form fell dead.
5546
