Роберт Фергюссон (Robert Fergusson)
Крестьянский очаг
Et multo in primis hilarans conviuia Baccho
Ante focum, si frigus erit, (si messis, in umbra,
Vina novum fundam calathis Ariusia nectar)
Virg. Buc.
Прежде всего оживлять пиры наши Вакхом обильным
Буду, зимой у огня, а летом под тенью древесной,
Буду я лить молодое вино, Ареусии нéктар.
Вергилий. Буколики
Перевод С. Шервинского *
Когда под вечер меркнет небосвод,
Когда усталый в хлев шагает вол,
Когда цепы кончают обмолот,
И прерывает мельница помол,—
О как, свершив урочный зимний труд,
И позабывши зимний лютый хлад,
Сельчане создают себе уют
Среди забав домашних и услад?
Начни, о Муза, петь на сельский лад!
Поленницу на земляном горбу
Укутали от снега и ветров;
И ух, как будет весело в трубу
Гудеть огонь сухих дубовых дров!
Хозяин, воротясь, глядит кругом —
И забывает, что пришла зима,
И люб ему родной и чистый дом —
Да, чистый дом,— хоть бедный, и весьма…
А встречь идет хозяюшка сама.
И после изнурительного дня
Обильной муж потребует еды,
И кружку эля выпьет у огня:
Харчи худые — скверные труды!
И груда пышек источает жар,
А в масле пышки новые скворчат,
И в чугунке горяч мясной навар,
И слышен запах жареных курчат;
И тянется к стропилам сытный чад.
И здесь — ледащим неженкам урок:
Работай от зари и до зари —
И ешь нехитрый кус, идущий впрок! —
И здрав извне пребудешь и внутри.
Да, всякий день пребудешь бодр и прям!
А ночью станешь спать, сурку сродни,—
И шастать прекратишь по докторам:
Ненадобны содеются они.
А смерть придет — лишь свой преклонный век вини.
Сколь подвигов, из пищи таковой
Почерпав сил, вершил шотландский род!
Бойцы дрались, рискуя головой,
Весь день, покуда солнце не зайдет.
Сколь туго мы натягивали лук!
И нас никто не застигал врасплох:
Датчане гибли от шотландских рук,
Шотландский побеждал чертополох
И римского орла — свидетель Бог!
Семья поест, и примутся тогда
Судачить — языки развяжет эль:
Как прибывала полая вода —
Она для здешних пагубна земель,—
Каков хозяйству был от ней урон;
И как за Дженни увивался Джок;
Как принесла в подоле Марион,
У коей был неведомый дружок…
Чего не вспомнишь, в тесный сев кружок!
А после, в наступившей тишине,
Теснятся дети ближе к очагу:
Проказники, насытившись вполне,
Внимать готовы — ша, и ни гу-гу! —
Рассказам бабкиным о старине,
О ворожбе по сочетаньям звезд,
О колдовстве полночном при луне,
О навях, покидающих погост…
И мнится, даже пес поджал мохнатый хвост!
Вещает бабка: «Дьявол — он здоров
Нечистый сброд науськивать на нас!
Вишь, портят ведьмы нашенских коров,
И в засухе злодейский винен сглаз…»
Не смейтесь, о читатели! Скорбеть,
Внимая бабке, нужно бы, ей-ей:
Вы млады и насмешливы — но ведь
Приблизитесь и вы к закату дней,—
И дряхлость вас не сделает умней.
Пусть одряхлела бабка — все равно
Она еще не из последних прях:
По вечерам жужжит веретено
В старушечьих морщинистых руках.
Садится бабка и за ткацкий стан;
И, если внук на праздник приодет
В самою бабкой скроенный кафтан,
В очах ее лучится добрый свет.
Да, нынче бабка есть, а завтра — нет…
Ох, за день утомлен глава семьи!
Легко ль работать в пору зимних стуж?
И вдлинь своей излюбленой скамьи
Уже хозяйкин растянулся муж.
Но пес и кошки знают: их черед
Вот-вот придет — получат смачный шмат,
И лакомой похлебки всем нальет
Хозяин,— ибо добр и тороват.
Желать ли благ иных, иных наград?
А после будут слушать батраки
Наказ на завтра: как чинить забор,
Как отвозить на мельницу мешки —
Да чтоб не гнать коня во весь опор.
Проверить, сколь исправно заперт хлев
Хозяюшка поденщицам велит:
Пеструшка не корова — чистый лев!
Ну, чья скотина эдак вот шалит?
Все брык да брык — подойник и пролит!
А после — всех одолевает сон:
Зевнули даже пес и котофей.
Всяк честными трудами изнурен,
И всех зовет в объятия Морфей.
Коптит огарок, воткнутый в бутыль,
И сонно головнями свищет печь…
Заливши пламя и задув фитиль,
Сельчане отправляются прилечь,
Поспать — и встать заре грядущей встречь.
Мир дому твоему, о честный друг,
Кормилец добрый наш из года в год!
Пускай же твой усердно пашет плуг,
И сельский труд плоды свои дает
В обилии — как ныне, так и впредь.
Земля! оратаю твоих полей
Здоровую подай вседневно снедь,
И вволю пива пенного налей —
Чтоб жить шотландцам всё дружней и веселей!
© Перевод Сергея Александровского (2004)
Сергей Александровский - русский поэт и переводчик.
* Джон Драйден, английский переводчик Вергилия, изложил этот же отрывок следующим образом:
В два кубка искрометное вино,
Что нам лозой Хиосскою дано,
Волью — и вскоре мы увидим в кубках дно.
И зимние мы скоротаем дни
Близ очага, чтоб летом пить в тени.
(Перевод С. Александровского)
Оригинал или первоисточник на английском языке
The Farmer’s Ingle
Et multo in primis hilarans conviuia Baccho
Ante focum, si frigus erit, (si messis, in umbra,
Vina novum fundam calathis Ariusia nectar)
Virg. Buc.
Whan gloming grey out o'er the welkin keeks,
Whan Batie ca's his owsen to the byre,
Whan Thrasher John, sair dung, his barn-door steeks,
And lusty lasses at the dighting tire:
What bangs fu' leal the e'enings coming cauld,
And gars snaw-tapit winter freeze in vain;
Gars dowie mortals look baith blyth and bauld,
Nor fley'd wi' a' the poortith o' the plain;
Begin, my Muse, and chant in hamely strain.
Frae the big stack, weel winnow't on the hill,
Wi' divets theekit frae the weet and drift,
Sods, peats, and heath'ry trufs the chimley fill,
And gar their thick'ning smeek salute the lift;
The gudeman, new come hame, is blyth to find,
Whan he out o'er the halland flings his een,
That ilka turn is handled to his mind,
That a' his housie looks sae cosh and clean;
For cleanly house looes he, tho' e'er sae mean.
Weel kens the gudewife that the pleughs require
A heartsome meltith, and refreshing synd
O' nappy liquor, o'er a bleezing fire:
Sair wark and poortith douna weel be join'd.
Wi' butter'd bannocks now the girdle reeks,
I' the far nook the bowie briskly reams;
The readied kail stand by the chimley cheeks,
And had the riggin het wi' welcome steams,
Whilk than the daintiest kitchen nicer seems.
Frae this lat gentler gabs a lesson lear;
Wad they to labouring lend an eidant hand,
They'd rax fell strang upo' the simplest fare,
Nor find their stamacks ever at a stand.
Fu' hale and healthy wad they pass the day,
At night in calmest slumbers dose fu' sound,
Nor doctor need their weary life to spae,
Nor drogs their noddle and their sense confound,
Till death slip sleely on, and gi'e the hindmost wound.
On sicken food has mony a doughty deed
By Caledonia's ancestors been done;
By this did mony wight fu' weirlike bleed
In brulzies frae the dawn to set o' sun;
'Twas this that brac'd their gardies, stiff and strang,
That bent the deidly yew in antient days,
Laid Denmark's daring sons on yird alang,
Gar'd Scottish thristles bang the Roman bays;
For near our crest their heads they doughtna raise.
The couthy cracks begin whan supper's o'er,
The cheering bicker gars them glibly gash
O' simmer's showery blinks and winters sour,
Whase floods did erst their mailins produce hash:
'Bout kirk and market eke their tales gae on,
How Jock woo'd Jenny here to be his bride,
And there how Marion, for a bastard son,
Upo' the cutty-stool was forc'd to ride,
The waefu' scald o' our Mess John to bide.
The fient a chiep's amang the bairnies now;
For a' their anger's wi' their hunger gane:
Ay maun the childer, wi' a fastin mou',
Grumble and greet, and make an unco mane,
In rangles round before the ingle's low:
Frae gudame's mouth auld warld tale they hear,
O' Warlocks louping round the Wirrikow,
O' gaists that win in glen and kirk-yard drear,
Whilk touzles a' their tap, and gars them shak wi' fear.
For weel she trows that fiends and fairies be
Sent frae the de'il to fleetch us to our ill;
That ky hae tint their milk wi' evil eie,
And corn been scowder'd on the glowing kill:
O mock na this, my friends! but rather mourn,
Ye in life's brawest spring wi' reason clear,
Wi' eild our idle fancies a' return,
And dim our dolefu' days wi' bairnly fear;
The mind's ay cradled whan the grave is near.
Yet thrift, industrious, bides her latest days,
Tho' age her sair dow'd front wi' runcles wave,
Yet frae the russet lap the spindle plays,
Her e'enin stent reels she as weel's the lave.
On some feast-day, the wee-things buskit braw
Shall heeze her heart up wi' a silent joy,
Fu' cadgie that her head was up and saw
Her ain spun cleething on a darling oy,
Careless tho' death shou'd make the feast her foy.
In its auld lerroch yet the deas remains,
Whare the gudeman aft streeks him at his ease,
A warm and canny lean for weary banes
O' lab'rers doil'd upon the wintry leas:
Round him will badrins and the colly come,
To wag their tail, and cast a thankfu' eie
To him wha kindly flings them mony a crum
O' kebbock whang'd, and dainty fadge to prie;
This a' the boon they crave, and a' the fee.
Frae him the lads their morning counsel tak,
What stacks he wants to thrash, what rigs to till;
How big a birn maun lie on bassie's back,
For meal and multure to the thirling mill.
Niest the gudewife her hireling damsels bids
Glowr thro' the byre, and see the hawkies bound,
Take tent case Crummy tak her wonted tids,
And ca' the leglin's treasure on the ground,
Whilk spills a kebbuck nice, or yellow pound.
Then a' the house for sleep begin to grien,
Their joints to slack frae industry a while;
The leaden God fa's heavy on their ein,
And hafflins steeks them frae their daily toil:
The cruizy too can only blink and bleer,
The restit ingle's done the maist it dow;
Tacksman and cottar eke to bed maun steer,
Upo' the cod to clear their drumly pow,
Till waken'd by the dawning's ruddy glow.
Peace to the husbandman and a' his tribe,
Whase care fells a' our wants frae year to year;
Lang may his sock and couter turn the gleyb,
And bauks o' corn bend down wi' laded ear.
May SCOTIA’s simmers ay look gay and green,
Her yellow har'sts frae scowry blasts decreed;
May a' her tenants sit fu' snug and bien,
Frae the hard grip of ails and poortith freed,
And a lang lasting train o' peaceful hours succeed.
1689
