Томас Гарди (Харди) (Thomas Hardy)
Бегство
"На это женщина не пойдет! - прервал он бесцеремонно, - Что хочешь в награду ей посули, хоть копи царя Соломона! На то, чтобы выглядеть старше, чем есть, согласья не даст ни одна!" "Вот здесь, - улыбнулся я про себя, - ошибся ты, старина!" Такое случилось со мною самим - редчайший, конечно, случай! Но и она редчайшей была - самой верной и самой лучшей. Любви сумасшедшей, страстной любви простерлась над нами власть: Придумать то, что придумали мы, велит только сильная страсть. Никто в целом свете не знает о том, но в памяти ярко и живо Былое, что многие годы спустя становится тускло и лживо: Как утлые барки в безвыходной тьме, метались наши умы, И нежность ее пересилила стыд - в тот вечер решились мы. "У нас не осталось другого пути!" - я уговаривать начал И вдруг убедился, что для нее весь мир ничего не значил! - Мы волосы красили под седину, чертили морщинки у глаз, Самой верной и лучшей была она - неважно, какая сейчас. Вот слышим: внизу подкатил экипаж, и вторит шагам мостовая. "Один господин с пожилой женой", - привратник ответил, зевая. Колеса вдали отгремели, и мы с облегченьем вздохнули тогда, И смыли уродливый грим, и она опять была молода! Лет пятьдесят пролетело с тех пор, с тех пор как, не рассуждая, Изображала старуху жену невеста моя молодая... Да только о прошлом, о случае этом напоминать ей смешно: Она респектабельна и богата и о многом забыла давно. Перевод Р. Дубровкина
Оригинал или первоисточник на английском языке
The Elopement
‘A woman never agreed to it!’ said my knowing friend to me. ‘That one thing she’d refuse to do for Solomon’s mines in fee: No woman ever will make herself look older than she is.’ I did not answer; but I thought, ‘You err there, ancient Quiz.’ It took a rare one, true, to do it; for she was surely rare – As rare a soul at that sweet time of her life as she was fair, And urging heart-heaves, too, were strong, for ours was a passionate case, Yea, passionate enough to lead to freaking with that young face. I have told no one about it, should perhaps make few believe, But I think it over now that life looms dull and years bereave, How blank we stood at our bright wits’ end, two blown barks in distress, How self-regard in her was slain by her large tenderness. I said: ‘The only chance for us in a crisis of this kind Is going it thorough!’ – ‘Yes,’ she calmly breathed. ‘Well, I don’t mind.’ And we blanched her dark locks ruthlessly: set wrinkles on her brow; Ay – she was a right rare woman then, whatever she may be now. That night we heard a coach drive up, and questions asked below. ‘A gent with an elderly wife, sir,’ was returned from the bureau. And the wheels went rattling on, and free at last from public ken We washed all off in her chamber and restored her youth again. How many years ago it was! Some fifty can it be Since that adventure held us, and she played old wife to me? But in time convention won her, as it wins all women at last, And now she is rich and respectable, and time has buried the past.
1802
