Эдмунд Спенсер (Edmund Spenser)
Пастуший Календарь. Эклога 11. Ноябрь
Ноябрь Ægloga Vndecima.
СОДЕРЖАНИЕ
Во Эклоге XI оплакивает Колин Клаут смерть некой высокороднейшей девы,
кою именует он Дидоной. Особа сия остается для нас безвестна всецело, хоть и часто вопрошали мы Колина об истинном ее имени. А сложена Эклога в подражание песнопению Маро, сочиненному на смерть государыни
Французской, однако же достоинствами своими намного превосходит оное,
равно как, по нашему суждению, и все прочие Эклоги, сию книгу
составляющие.
Тэно, Колин
Почто, мой милый, не желаешь петь
С былою силой и былым задором?
Сколь долго Муза спит! Иль ты и впредь
Останешься ленивым рифмотвором?
Даруй нам песнь о деве с нежным взором –
Навек слова запомнят пастухи! –
Иль гимн во славу Пана, о котором
Слагал ты встарь чудесные стихи!
Колин
Отвечу так, Тэно, тебе внимая:
Не порицай поэта, не вини.
Я пел, когда сияло солнце мая
И мы от зноя прятались в тени…
А нынче вдвое сократились дни,
Угрюмое настало время года,
И Феб – уж так ведется искони –
Рыбачит на просторах небосвода *.
Печалится теперь сама природа,
Ей не любезна больше птичья трель;
И скорбной Музе ни к чему свобода
Веселых песен, милая досель;
Уж недалече снег, мороз, метель –
Приходит время сетований, пеней…
Но ты, старик, бери свою свирель,
Коль хочется задорных песнопений.
Тэно
Коль свищет соловей порой весенней,
Лягушке полагается молчать.
И коль со мною Колин, певчий гений,
То на устах моих лежит печать.
Должна твоя цевница зазвучать
Сейчас во имя твоего же блага:
Чтоб ключ Кастальский зазвенел опять
И животворная плеснула влага…
А коль тебя гнетет печали тяга,
То пусть и песня будет ей под стать:
Увы, Дидона умерла, бедняга –
Дидону смерть похитила, как тать.
О, жить бы юной деве, расцветать
Столь славного отца прекрасной дщери!
Жена была бы дивная и мать –
Но рано гробовой достигла двери…
Рыдают люди и стенают звери:
О, злая участь, горестный удел!
Пой, Колин, в том изысканном размере,
В котором прежде Розалинду пел,
И будь находчив, изощрен и смел;
Ягненка, лучше прочих в этом стаде, –
Гляди, какой проказник и пострел! –
Вручу тебе, твоих стараний ради.
Колин
О, я отнюдь не мыслю о награде,
Но вижу щедрость вящую твою –
И, хоть несладко петь в осеннем хладе,
А все же, как сумею, так спою…
«– О Мельпомена! Ты суровей прочих Муз
И громче всех глаголешь о печали –
Дозволь же мне вступить с тобой в союз,
Явись к поэту из нездешней дали!
Я впредь задорно петь смогу едва ли:
Дидону гробовой свинец
Одел, и радостям – конец,
И смех затих.
Веселые напевы отзвучали,
И скорбен стих.
Рыдайте, овчары: увы, пришла беда!
Рыдайте: нет прелестнейшей юницы;
Рыдайте: столь нежна и молода,
Она смежила навсегда зеницы,
Что всем сияли, словно две денницы.
Померк животворящий свет,
И мрак царит. Юницы нет –
И смех затих.
Замолкли звонкозвучные цевницы,
И скорбен стих.
А мы живем… Зачем обречены мы жить,
Когда угрюмым Паркам, вещим пряхам,
Угодно стало перерезать нить
Столь юной жизни столь небрежным взмахом?
Какая прелесть обратилась прахом…
И про Дидону лишь печально впредь
Пастушки молодые смогут петь…
И смех затих,
И смерти ждем с надеждой, а не страхом,
И скорбен стих!
Цветок счастливей: смерть ему не суждена,
Он погребен в снегу, пока метели
Свирепствуют; но вот придет весна –
И встанет он из ледяной постели.
А дева расцветавшая – ужели
Не ведать ей весенних дней,
Ужели не воскреснуть ей?
Нет, смех затих,
Мы радостью навеки оскудели,
И скорбен стих.
Она была («была»! – сколь горестный глагол!)
Щедра, учтива, ласкова, мила;
Открыт был дом ее, накрыт был стол
И для друзей из нашего села,
И для знакомцев из окрестных сел:
Шумели славные пиры
До горькой нынешней поры –
Но смех затих,
И ныне дом Дидоны пуст и гол.
И скорбен стих.
Померкли небеса, и светоч наш погас,
И вытерпеть нельзя душевной боли.
Свирель, умолкни: смерть пустилась в пляс
И нам вовек не радоваться боле!
Но мы блюдем обряд – и поневоле
На камень гробовой плиты
Слагаем свежие цветы.
А смех затих.
Плачь, Муза, плачь о горькой нашей доле!
И скорбен стих.
О пастырь Лоббин **, сколь безмерно тяжела
Твоя печаль, сколь бепредельно горе!
Что за венки для твоего чела
Прелестница плела, в каком уборе
Вседневно красовался ты! Но вскоре,
Увы, проститься привелось,
И ныне вы с Дидоной врозь,
И смех затих,
И слез горячих выплакано море,
И скорбен стих.
И мнится, изменен порядок естества,
И чудится, рыдает вся природа:
Как слезы, наземь падает листва,
Как слезы, влага льется с небосвода…
Все плачет нынче, горю нет исхода,
Поникло все вокруг,
Поблек увядший луг,
И смех затих.
Глухое время, грустная погода –
И скорбен стих.
Теперь овца травы не щиплет полевой,
Хоть мучится невыносимым гладом.
А волк, подъемля свой привычный вой,
Преследует ягнят: ведь нет со стадом
Заботливой пастушки больше рядом!
И с грустью средь нагих ветвей
Воркуют голуби о ней.
А смех затих:
Увы, настал конец любым отрадам,
И скорбен стих.
Отныне вместе с ней ни петь, ни танцевать
Не смогут безутешные наяды.
Нет, нимфы, время не воротишь вспять…
Рыдают Музы, опуская взгляды;
И даже Парки, ей не дав пощады,
Когда ужасный пробил час,
Теперь скорбят не меньше нас!
Да, смех затих.
Моей Камене больше нет услады,
И скорбен стих.
Земное бытие! Тщета и суета,
Служение маммоне иль гордыне.
Мгновенна слава, бренна красота –
О, как мы понимаем это ныне!
Какой урок в негаданной кончине!
Дидоны больше нет. Она
Жила, ушла, погребена,
И смех затих.
Мы дни влачим в неслыханной кручине,
И скорбен стих.
Но верь: всемилосерд и всемогущ Господь,
Смиряет Он и смерть, и силы ада!
Душа, навек покинувшая плоть –
Насельница Господня вертограда.
О добрый Лоббин, горевать не надо,
Забудь печаль жестокую свою:
Любимая жива, она в Раю!
И плач затих.
Звучит напев совсем иного лада,
И сладок стих!
Дидона, средь святых достойна ты воссесть,
Ты, бывшая прекраснее богинь!
Я правду изрекаю, а не лесть,
И потому сомнения отринь.
Ты вознеслась в заоблачную синь,
Твоя обитель – не земля,
Но Елисейские поля.
И плач затих:
Пробьет мой час – приду к тебе. Аминь.
Сколь сладок стих!
Не различает род людской добра и зла.
Глупцы! Глядим на Смерть, как на врага –
А Смерть издревле благо нам несла,
Она мила, желанна, дорога,
Она уводит в райские луга,
Где столь свежа и столь нежна
Вечнозеленая весна.
Мой плач затих.
О Смерть, мой друг, мой ласковый слуга,
Услышь мой стих!
Дидона в Небесах (и все мы в свой черед
Отправимся туда, за нею следом)
Амброзию вкушает, нектар пьет,
И ей теперь восторг нездешний ведом.
Земным невзгодам чуждая и бедам,
Она с богами наравне
В небесной блещет вышине…
И плач затих,
И спет, мой друг Тэно, твоим соседом
Последний стих».
Тэно
Ты сам собою, милый, стал опять:
Сперва уныло пел, а после – звонко.
Не знаю: ликовать – или рыдать?
Ты честно, Колин, заслужил ягненка,
Ты славно, Колин, слух потешил мой…
Но смерклось, и пора идти домой.
Девиз Колина:
La mort ny mord.
© Перевод Сергея Александровского (2015)
Сергей Александровский - русский поэт и переводчик.
* Сиречь, солнце на протяжении всего ноября месяца обретается в знаке Рыб, или Pisces. – Примечание Спенсера.
** Пастух, бывший, по-видимому, то ли возлюбленным, то ли близким другом Дидоны. – Примечание Спенсера.
Оригинал или первоисточник на английском языке
The Shepheardes Calender. Ægloga 11. Nouember
Nouember. Ægloga Vndecima.
A R G V M E N T.
In this xi. Æglogue he bewayleth the death of some mayden of greate bloud, whom he calleth Dido. The personage is secrete, and to me altogether vnknowne, albe of him selfe I often required the same. This Æglogue is made in imitation of Marot his song, which he made vpon the death of Loys the frenche Queene. But farre passing his reache, and in myne opinion all other the Eglogues of this booke.
Thenot. Colin.
Colin my deare, when shall it please thee sing,
As thou were wont songs of some iouisaunce?
Thy Muse to long slombreth in sorrowing,
Lulled a sleepe through loues misgouernaunce.
Now somewhat sing, whose endles souenaunce,
Emong the shepeheards swaines may aye remaine,
Whether thee list the loued lasse aduaunce,
Or honor Pan with hymnes of higher vaine.
Colin.
Thenot, now nis the time of merimake.
Nor Pan to herye, nor with loue to playe:
Sike myrth in May is meetest for to make,
Or summer shade vnder the cocked haye.
But nowe sadde Winter welked hath the day,
And Phoebus weary of his yerely taske,
Ystabled hath his steedes in lowlye laye
And taken vp his ynne in Fishes haske.
Thilke sollein season sadder plight doth aske:
And loatheth sike delightes, as thou doest prayse:
The mornefull Muse in myrth now list ne mas-ke,
As shee was wont in yougth and sommer dayes.
But if thou algate lust light virelayes,
And looser songs of loue to vnderfong
Who but thy selfe deserues sike Poetes prayse?
Relieue thy Oaten pypes, that sleepen long.
Thenot.
The Nightingale is souereigne of song,
Before him sits the Titmose silent bee:
And I vnfitte to thrust in [s]kilfull thronge,
Should Colin make iudge of my fooleree.
Nay, better learne of hem, that learned bee,
An han be watered at the Muses well:
The kindlye dewe drops from the higher tree,
And wets the little plants that lowly dwell.
But if sadde winters wrathe and season chill,
Accorde not with thy Muses meriment:
To sadder times thou mayst attune thy quill,
And sing of sorrowe and deathes dreeriment.
For deade is Dido, dead alas and drent,
Dido the greate shepehearde his daughter sheene:
The fayrest May she was that euer went,
Her like shee has not left behind I weene.
And if thou wilt bewayle my wofull tene:
I shall thee giue yond Cosset for thy payne:
And if thy rymes as rownd and rufull bene,
As those that did thy Rosalind complayne,
Much greater gyfts for guerdon thou shalt gayne,
Then Kidde of Cosset, which I thee bynempt:
Then vp I say, thou iolly shepeheard swayne,
Let not my small demaund be so contempt.
Colin.
Thenot to that I choose, thou doest me tempt,
But ah to well I wote my humble vaine,
And howe my rymes bene rugged and vnkempt:
Yet as I conne, my conning I will strayne.
Vp then Melpomene thou mounefulst Muse of nyne,
Such cause of mourning neuer hadst afore:
Vp grieslie ghostes and vp my rufull ryme,
Matter of myrth now shalt thou haue no more.
For dead she is, that myrth thee made of yore.
Didomy deare alas is dead,
Dead and lyeth wrapt in lead:
O heauie herse,
Let streaming teares be poured out in store:
O carefull verse.
Shepheards, that by your flocks on Kentish downes abyde,
Waile ye this wofull waste of natures warke:
Waile we the wight, whose presence was our pryde:
Waile we the wight, whose absence is our carke.
The sonne of all the world is dimme and darke:
The earth now lacks her wonted light,
And all we dwell in deadly night,
O heauie herse,
Breake we our pypes, that shrild as lowde as Larke,
O carefull verse.
Why do we longer liue, (ah why liue we so long)
Whose better dayes death hath shut vp in woe?
The fayrest floure our gyrlond all emong,
Is faded quite and into dust ygoe.
Sing now ye shepheards daughters, sing no moe
The songs that Colin made in her prayse,
But into weeping turne your wanton layes,
O heauie herse,
Now is time to dye. Nay time was long ygoe,
O carefull verse.
Whence is it, that the flouret of the field doth fade,
And lyeth buryed long in Winters bale:
Yet soone as spring his mantle hath displayd,
It floureth fresh, as it should neuer fayle?
But thing on earth that is of most auaile,
As vertues braunch and beauties budde,
Reliuen not for any good.
O heauie herse,
The braunch once dead, the budde eke needes must quaile,
O carefull verse.
She while she was, (that was, a woful word to sayne)
For beauties prayse and pleasaunce had no pere:
So well she couth the shepherds entertayne,
With cakes and cracknells and such country chere.
Ne would she scorne the simple shepheards swaine,
For she would call hem often heame
And giue hem curds and clouted Creame.
O heauie herse,
Als Colin cloute she would not once disdayne.
O carefull verse.
But nowe sike happy cheere is turnd to heauie chaunce,
Such pleasaunce now displast by dolors dint:
All Musick sleepes, where death doth leade the daunce,
And shepherds wonted solace is extinct.
The blew in black, the greene in gray is tinct,
The gaudie girlonds deck her graue,
The faded flowres her corse embraue.
O heauie herse,
Morne nowe my Muse, now morne with teares besprint.
O carefull verse.
O thou great shepheard Lobbin, how great is thy griefe,
Where bene the nosegayes that she dight for thee:
The coloured chaplets wrought with a chiefe,
The knotted rushrings, and gilte Rosemaree?
For shee deemed nothing too deere for thee.
Ah they bene all yclad in clay,
One bitter blast blew all away.
O heauie herse,
Thereof nought remaynes but the memoree.
O carefull verse.
Ay me that dreerie death should strike so mortall stroke,
That can vndoe Dame natures kindly course:
The faded lockes fall from the loftie oke,
The flouds do gaspe, for dryed is thyr sourse,
And flouds of teares flowe in theyr stead perforse.
The mantled medowes mourne,
Theyr sondry colours tourne.
O heauie herse,
The heauens doe melt in teares without remorse.
O carefull verse.
The feeble flocks in field refuse their former foode,
And hang theyr heads, as they would learne to weepe:
The beastes in forest wayle as they were woode,
Except the Wolues, that chase the wandring sheepe:
Now she is gon that safely did hem keepe.
The Turtle on the bared braunch,
Laments the wound, that death did launch.
O heauie herse,
And Philomele her song with teares doth steepe.
O carefull verse.
The water Nymphs, that wont with her to sing and daunce,
And for her girlond Oliue braunches beare,
Now balefull boughes of Cypres doen advaunce:
The Muses, that were wont greene bayes to weare,
Now bringen bitter Eldre braunches seare:
The fatall sisters eke repent,
Her vitall threde so soone was spent.
O heauie herse,
Mourne now my Muse, now mourne with heauie cheare.
O carefull verse.
O trustlesse state of earthly things, and slipper hope
Of mortal men, that swincke and sweate for nought,
And shooting wide, doe misse the marked scope:
Now haue I learnd (a lesson derely bought)
That nys on earth assuraunce to be sought:
For what might be in earthlie mould,
That did her buried body hould,
O heauie herse,
Yet saw I on the beare when it was brought,
O carefull verse.
But maugre death, and dreaded sisters deadly spight,
And gates of hel, and fyrie furies forse:
She hath the bonds broke of eternall night,
Her soule vnbodied of the burdenous corpse.
Why then weepes Lobbin so without remorse?
O Lobb, thy losse no longer lament,
Didonis dead, but into heauen hent.
O happye herse,
Cease now my Muse, now cease thy sorrowes sourse,
O ioyfull verse.
Why wayle we then? why weary we the Gods with playnts,
As if some euill were to her betight?
She raignes a goddesse now emong the saintes,
That whilome was the saynt of shepheards light:
And is enstalled nowe in heauens hight.
I see thee blessed soule, I see,
Walke in Elisian fieldes so free.
O happy herse,
Might I once come to thee (O that I might)
O ioyfull verse.
Vnwise and wretched men to weete whats good or ill,
We deeme of Death as doome of ill desert:
But knewe we fooles, what it vs bringes vntil,
Dye would we dayly, once it to expert.
No daunger there the shepheard can astert:
Fayre fieldes and pleasaunt layes there bene,
The fieldes ay fresh, the grasse ay greene:
O happy herse,
Make hast ye shepheards, thether to reuert,
O ioyfull verse.
Dido is gone afore (whose turne shall be the next?)
There liues shee with the blessed Gods in blisse,
There drincks she Nectar with Ambrosia mixt,
And ioyes enioyes, that mortall men do misse.
The honor now of highest gods she is,
That whilome was poore shepheards pryde,
While here on earth she did abyde.
O happy herse,
Ceasse now my song, my woe now wasted is.
O ioyfull verse.
Thenot.
Ay francke shepheard, how bene thy verses meint
With doolful pleasaunce, so as I ne wote,
Whether reioyce or weepe for great constrainte?
Thyne be the cossette, well hast thow it gotte.
Vp Colin vp, ynough thou mourned hast,
Noy gynnes to mizzle, hye we homeward fast.
Colins Embleme.
La mort ny mord.
1670
