George Gordon Byron (Джордж Гордон Байрон)
Stanzas to Augusta
When all around grew drear and dark, And reason half withheld her ray - And hope but shed a dying spark Which more misled my lonely way; In that deep midnight of the mind, And that internal strife of heart, When dreading to be deemed too kind, The weak despair -the cold depart; When fortune changed -and love fled far, And hatred's shafts flew thick and fast, Thou wert the solitary star Which rose, and set not to the last. Oh, blest be thine unbroken light! That watched me as a seraph's eye, And stood between me and the night, For ever shining sweetly nigh. And when the cloud upon us came, Which strove to blacken o'er thy ray - Then purer spread its gentle flame, And dashed the darkness all away. Still may thy spirit dwell on mine, And teach it what to brave or brook - There's more in one soft word of thine Than in the world's defied rebuke. Thou stood'st as stands a lovely tree That, still unbroke though gently bent, Still waves with fond fidelity Its boughs above a monument. The winds might rend, the skies might pour, But there thou wert -and still wouldst be Devoted in the stormiest hour To shed thy weeping leaves o'er me. But thou and thine shall know no blight, Whatever fate on me may fall; For heaven in sunshine will requite The kind -and thee the most of all. Then let the ties of baffled love Be broken -thine will never break; Thy heart can feel -but will not move; Thy soul, though soft, will never shake. And these, when all was lost beside, Were found, and still are fixed in thee;- And bearing still a breast so tried, Earth is no desert -e'en to me.
24 июля 1816
Перевод на русский язык
Стансы к Августе (Когда сгустилась мгла кругом)
Когда сгустилась мгла кругом И ночь мой разум охватила, Когда неверным огоньком Едва надежда мне светила, В тот час, когда, окутан тьмой, Трепещет дух осиротелый, Когда, молвы страшась людской, Сдается трус и медлит смелый, Когда любовь бросает нас И мы затравлены враждою, — Лишь ты была в тот страшный час Моей немеркнущей звездою. Благословен твой чистый свет! Подобно оку серафима, В годину злую бурь и бед Он мне сиял неугасимо. При виде тучи грозовой Еще светлее ты глядела, И, встретив кроткий пламень твой, Бежала ночь и тьма редела. Пусть вечно реет надо мной Твой дух в моем пути суровом. Что мне весь мир с его враждой Перед твоим единым словом! Была той гибкой ивой ты, Что, не сломившись, буре внемлет И, словно друг, клоня листы, Надгробный памятник объемлет. Я видел небо все в огне, Я слышал гром над головою, Но ты и в бурный час ко мне Склонялась плачущей листвою. О, ни тебе, ни всем твоим Да не узнать моих мучений! Да будет солнцем золотым Твой день согрет, мой добрый гений! Когда я всеми брошен был, Лишь ты мне верность сохранила, Твой кроткий дух не отступил, Твоя любовь не изменила. На перепутьях бытия Ты мне прибежище доныне, И верь, с тобою даже я Не одинок в людской пустыне. Перевод Вильгельма Левика Когда был страшный мрак кругом, И гас рассудок мой, казалось, Когда надежда мне являлась Далеким бледным огоньком; Когда готов был изнемочь Я в битве долгой и упорной, И, клевете внимая черной, Все от меня бежали прочь; Когда в измученную грудь Вонзались ненависти стрелы, Лишь ты во тьме звездой блестела И мне указывала путь. Благословен будь этот свет Звезды немеркнувшей, любимой, Что, словно око серафима, Меня берег средь бурь и бед. За тучей туча вслед плыла, Не омрачив звезды лучистой; Она по небу блеск свой чистый, Пока не скрылась ночь, лила. О, будь со мной! учи меня Иль смелым быть иль терпеливым: Не приговорам света лживым, - Твоим словам лишь верю я! Как деревцо стояла ты, Что уцелело под грозою, И над могильною плитою Склоняет верные листы. Когда на грозных небесах Сгустилась тьма и буря злая Вокруг ревела, не смолкая, Ко мне склонилась ты в слезах. Тебя и близких всех твоих Судьба хранит от бурь опасных. Кто добр - небес достоин ясных; Ты прежде всех достойна их. Любовь в нас часто ложь одна; Но ты измене не доступна, Неколебима, неподкупна, Хотя душа твоя нежна. Все той же верой встретил я Тебя в дни бедствий, погибая, И мир, где есть душа такая, Уж не пустыня для меня. Перевод А.Н. Плещеева
George Gordon Byron’s other poems:
