Henry Wadsworth Longfellow (Генри Уодсворт Лонгфелло)
The Song of Hiawatha. 10. Hiawatha’s Wooing
"As unto the bow the cord is, So unto the man is woman, Though she bends him, she obeys him, Though she draws him, yet she follows, Useless each without the other!" Thus the youthful Hiawatha Said within himself and pondered, Much perplexed by various feelings, Listless, longing, hoping, fearing, Dreaming still of Minnehaha, Of the lovely Laughing Water, In the land of the Dacotahs. "Wed a maiden of your people," Warning said the old Nokomis; "Go not eastward, go not westward, For a stranger, whom we know not! Like a fire upon the hearth-stone Is a neighbor's homely daughter, Like the starlight or the moonlight Is the handsomest of strangers!" Thus dissuading spake Nokomis, And my Hiawatha answered Only this: "Dear old Nokomis, Very pleasant is the firelight, But I like the starlight better, Better do I like the moonlight!" Gravely then said old Nokomis: "Bring not here an idle maiden, Bring not here a useless woman, Hands unskilful, feet unwilling; Bring a wife with nimble fingers, Heart and hand that move together, Feet that run on willing errands!" Smiling answered Hiawatha: "In the land of the Dacotahs Lives the Arrow-maker's daughter, Minnehaha, Laughing Water, Handsomest of all the women. I will bring her to your wigwam, She shall run upon your errands, Be your starlight, moonlight, firelight, Be the sunlight of my people!" Still dissuading said Nokomis: "Bring not to my lodge a stranger From the land of the Dacotahs! Very fierce are the Dacotahs, Often is there war between us, There are feuds yet unforgotten, Wounds that ache and still may open!" Laughing answered Hiawatha: "For that reason, if no other, Would I wed the fair Dacotah, That our tribes might be united, That old feuds might be forgotten, And old wounds be healed forever!" Thus departed Hiawatha To the land of the Dacotahs, To the land of handsome women; Striding over moor and meadow, Through interminable forests, Through uninterrupted silence. With his moccasins of magic, At each stride a mile he measured; Yet the way seemed long before him, And his heart outran his footsteps; And he journeyed without resting, Till he heard the cataract's laughter, Heard the Falls of Minnehaha Calling to him through the silence. "Pleasant is the sound!" he murmured, "Pleasant is the voice that calls me!" On the outskirts of the forests, 'Twixt the shadow and the sunshine, Herds of fallow deer were feeding, But they saw not Hiawatha; To his bow he whispered, "Fail not!" To his arrow whispered, "Swerve not!" Sent it singing on its errand, To the red heart of the roebuck; Threw the deer across his shoulder, And sped forward without pausing. At the doorway of his wigwam Sat the ancient Arrow-maker, In the land of the Dacotahs, Making arrow-heads of jasper, Arrow-heads of chalcedony. At his side, in all her beauty, Sat the lovely Minnehaha, Sat his daughter, Laughing Water, Plaiting mats of flags and rushes Of the past the old man's thoughts were, And the maiden's of the future. He was thinking, as he sat there, Of the days when with such arrows He had struck the deer and bison, On the Muskoday, the meadow; Shot the wild goose, flying southward On the wing, the clamorous Wawa; Thinking of the great war-parties, How they came to buy his arrows, Could not fight without his arrows. Ah, no more such noble warriors Could be found on earth as they were! Now the men were all like women, Only used their tongues for weapons! She was thinking of a hunter, From another tribe and country, Young and tall and very handsome, Who one morning, in the Spring-time, Came to buy her father's arrows, Sat and rested in the wigwam, Lingered long about the doorway, Looking back as he departed. She had heard her father praise him, Praise his courage and his wisdom; Would he come again for arrows To the Falls of Minnehaha? On the mat her hands lay idle, And her eyes were very dreamy. Through their thoughts they heard a footstep, Heard a rustling in the branches, And with glowing cheek and forehead, With the deer upon his shoulders, Suddenly from out the woodlands Hiawatha stood before them. Straight the ancient Arrow-maker Looked up gravely from his labor, Laid aside the unfinished arrow, Bade him enter at the doorway, Saying, as he rose to meet him, 'Hiawatha, you are welcome!" At the feet of Laughing Water Hiawatha laid his burden, Threw the red deer from his shoulders; And the maiden looked up at him, Looked up from her mat of rushes, Said with gentle look and accent, "You are welcome, Hiawatha!" Very spacious was the wigwam, Made of deer-skins dressed and whitened, With the Gods of the Dacotahs Drawn and painted on its curtains, And so tall the doorway, hardly Hiawatha stooped to enter, Hardly touched his eagle-feathers As he entered at the doorway. Then uprose the Laughing Water, From the ground fair Minnehaha, Laid aside her mat unfinished, Brought forth food and set before them, Water brought them from the brooklet, Gave them food in earthen vessels, Gave them drink in bowls of bass-wood, Listened while the guest was speaking, Listened while her father answered, But not once her lips she opened, Not a single word she uttered. Yes, as in a dream she listened To the words of Hiawatha, As he talked of old Nokomis, Who had nursed him in his childhood, As he told of his companions, Chibiabos, the musician, And the very strong man, Kwasind, And of happiness and plenty In the land of the Ojibways, In the pleasant land and peaceful. "After many years of warfare, Many years of strife and bloodshed, There is peace between the Ojibways And the tribe of the Dacotahs." Thus continued Hiawatha, And then added, speaking slowly, "That this peace may last forever, And our hands be clasped more closely, And our hearts be more united, Give me as my wife this maiden, Minnehaha, Laughing Water, Loveliest of Dacotah women!" And the ancient Arrow-maker Paused a moment ere he answered, Smoked a little while in silence, Looked at Hiawatha proudly, Fondly looked at Laughing Water, And made answer very gravely: "Yes, if Minnehaha wishes; Let your heart speak, Minnehaha!" And the lovely Laughing Water Seemed more lovely as she stood there, Neither willing nor reluctant, As she went to Hiawatha, Softly took the seat beside him, While she said, and blushed to say it, "I will follow you, my husband!" This was Hiawatha's wooing! Thus it was he won the daughter Of the ancient Arrow-maker, In the land of the Dacotahs! From the wigwam he departed, Leading with him Laughing Water; Hand in hand they went together, Through the woodland and the meadow, Left the old man standing lonely At the doorway of his wigwam, Heard the Falls of Minnehaha Calling to them from the distance, Crying to them from afar off, "Fare thee well, O Minnehaha!" And the ancient Arrow-maker Turned again unto his labor, Sat down by his sunny doorway, Murmuring to himself, and saying: "Thus it is our daughters leave us, Those we love, and those who love us! Just when they have learned to help us, When we are old and lean upon them, Comes a youth with flaunting feathers, With his flute of reeds, a stranger Wanders piping through the village, Beckons to the fairest maiden, And she follows where he leads her, Leaving all things for the stranger!" Pleasant was the journey homeward, Through interminable forests, Over meadow, over mountain, Over river, hill, and hollow. Short it seemed to Hiawatha, Though they journeyed very slowly, Though his pace he checked and slackened To the steps of Laughing Water. Over wide and rushing rivers In his arms he bore the maiden; Light he thought her as a feather, As the plume upon his head-gear; Cleared the tangled pathway for her, Bent aside the swaying branches, Made at night a lodge of branches, And a bed with boughs of hemlock, And a fire before the doorway With the dry cones of the pine-tree. All the travelling winds went with them, O'er the meadows, through the forest; All the stars of night looked at them, Watched with sleepless eyes their slumber; From his ambush in the oak-tree Peeped the squirrel, Adjidaumo, Watched with eager eyes the lovers; And the rabbit, the Wabasso, Scampered from the path before them, Peering, peeping from his burrow, Sat erect upon his haunches, Watched with curious eyes the lovers. Pleasant was the journey homeward! All the birds sang loud and sweetly Songs of happiness and heart's-ease; Sang the bluebird, the Owaissa, "Happy are you, Hiawatha, Having such a wife to love you!" Sang the robin, the Opechee, "Happy are you, Laughing Water, Having such a noble husband!" From the sky the sun benignant Looked upon them through the branches, Saying to them, "O my children, Love is sunshine, hate is shadow, Life is checkered shade and sunshine, Rule by love, O Hiawatha!" From the sky the moon looked at them, Filled the lodge with mystic splendors, Whispered to them, "O my children, Day is restless, night is quiet, Man imperious, woman feeble; Half is mine, although I follow; Rule by patience, Laughing Water!" Thus it was they journeyed homeward; Thus it was that Hiawatha To the lodge of old Nokomis Brought the moonlight, starlight, firelight, Brought the sunshine of his people, Minnehaha, Laughing Water, Handsomest of all the women In the land of the Dacotahs, In the land of handsome women.
Перевод на русский язык
Песнь о Гайавате. 10. Сватовство Гайаваты
"Муж с женой подобен луку, Луку с крепкой тетивою; Хоть она его сгибает, Но ему сама послушна, Хоть она его и тянет, Но сама с ним неразлучна; Порознь оба бесполезны!" Так раздумывал нередко Гайавата и томился То отчаяньем, то страстью, То тревожною надеждой, Предаваясь пылким грезам О прекрасной Миннегаге Из страны Дакотов диких. Осторожная Нокомис Говорила Гайавате: "Не женись на чужеземке, Не ищи жены по свету! Дочь соседа, хоть простая, - Что очаг в родном вигваме, Красота же чужеземки - Это лунный свет холодный, Это звездный блеск далекий!" Так Нокомис говорила. Но разумно Гайавата Отвечал ей: "О Нокомис! Мил очаг в родном вигваме, Но милей мне звезды в небе, Ясный месяц мне милее!" Строго старая Нокомис Говорила: "Нам не нужно Праздных рук и ног ленивых; Приведи жену такую, Чтоб работала с любовью, Чтоб проворны были руки, Ноги двигались охотно!" Улыбаясь, Гайавата Молвил: "Я в земле Дакотов Стрелоделателя знаю; У него есть дочь-невеста, Что прекрасней всех прекрасных; Я введу ее в вигвам твой, И она тебе в работе Будет дочерью покорной, Будет лунным, звездным светом, Огоньком в твоем вигваме, Солнцем нашего народа!" Но опять свое твердила Осторожная Нокомис: "Не вводи в мое жилище Чужеземку, дочь Дакота! Злобны дикие Дакоты, Часто мы воюем с ними, Распри наши не забыты, Раны наши не закрылись!" Усмехаясь, Гайавата И на это ей ответил: "Потому-то и пойду я За невестой в край Дакотов, Для того пойду, Нокомис, Чтоб окончить наши распри, Залечить навеки раны!" И пошел в страну красавиц, В край Дакотов, Гайавата, В путь далекий по долинам, В тишине равнин пустынных, В тишине лесов дремучих. С каждым шагом делал милю Он в волшебных мокасинах; Но быстрей бежали мысли, И дорога бесконечной Показалась Гайавате! Наконец, в безмолвье леса Услыхал он гул потоков, Услыхал призывный грохот Водопадов Миннегаги. "О, как весел, - прошептал он, - Как отраден этот голос, Призывающий в молчанье!" Меж деревьев, где играли Свет и тени, он увидел Стадо чуткое оленей. "Не сплошай!" - сказал он луку, "Будь верней!" - стреле промолвил, И когда стрела-певунья, Как оса, впилась в оленя, Он взвалил его на плечи И пошел еще быстрее. У дверей в своем Вигваме, Вместе с милой Миннегагой, Стрелоделатель работал. Он точил на стрелы яшму, Халцедон точил блестящий, А она плела в раздумье Тростниковые циновки; Все о том, что будет с нею, Тихо девушка мечтала, А старик о прошлом думал. Вспоминал он, как, бывало, Вот такими же стрелами Поражал он на долинах Робких ланей и бизонов, Поражал в лугах зеленых На лету гусей крикливых; Вспоминал и о великих Боевых отрядах прежних, Покупавших эти стрелы. Ах, уж нет теперь подобных Славных воинов на свете! Ныне воины что бабы: Языком болтают только! Миннегага же в раздумье Вспоминала, как весною Приходил к отцу охотник, Стройный юноша-красавец Из земли Оджибуэев, Как сидел он в их вигваме, А простившись, обернулся, На нее взглянул украдкой. Сам отец потом нередко В нем хвалил и ум и храбрость. Только будет ли он снова К водопадам Миннегаги? И в раздумье Миннегага Вдаль рассеянно глядела, Опускала праздно руки. Вдруг почудился ей шорох, Чья-то поступь в чаще леса, Шум ветвей, - и чрез мгновенье, Разрумяненный ходьбою, С мертвой ланью за плечами, Стал пред нею Гайавата. Строгий взор старик на гостя Быстро вскинул от работы, Но, узнавши Гайавату, Отложил стрелу, поднялся И просил войти в жилище. "Будь здоров, о Гайавата!" - Гайавате он промолвил. Пред невестой Гайавата Сбросил с плеч свою добычу, Положил пред ней оленя; А она, подняв ресницы, Отвечала Гайавате Кроткой лаской и приветом: "Будь здоров, о Гайавата!" Из оленьей крепкой кожи Сделан был вигвам просторный, Побелен, богато убран И дакотскими богами Разрисован и расписан. Двери были так высоки, Что, входя, едва нагнулся Гайавата на пороге, Чуть коснулся занавесок Головой в орлиных перьях. Встала с места Миннегага, Отложив свою работу, Принесла к обеду пищи, За водой к ручью сходила И стыдливо подавала С пищей глиняные миски, А с водой - ковши из липы. После села, стала слушать Разговор отца и гостя, Но сама во всей беседе Ни словечка не сказала! Да, как будто сквозь дремоту Услыхала Миннегага О Нокомис престарелой, Воспитавшей Гайавату, О друзьях его любимых И о счастье, о довольстве На земле Оджибуэев, В тишине долин веселых. "После многих лет раздора, Многих лет борьбы кровавой Мир настал теперь в селеньях Оджибвэев и Дакотов! - Так закончил Гайавата, А потом прибавил тихо: - Чтобы этот мир упрочить, Закрепить союз сердечный, Закрепить навеки дружбу, Дочь свою отдай мне в жены, Отпусти в мой край родимый, Отпусти к нам Миннегагу!" Призадумался немного Старец, прежде чем ответить, Покурил в молчанье трубку, Посмотрел на гостя гордо, Посмотрел на дочь с любовью И ответил очень важно: "Это воля Миннегаги. Как решишь ты, Миннегага?" И смутилась Миннегага И еще милей и краше Стала в девичьем смущенье. Робко рядом с Гайаватой Опустилась Миннегага И, краснея, отвечала: "Я пойду с тобою, муж мой!" Так решила Миннегага! Так сосватал Гайавата, Взял красавицу невесту Из страны Дакотов диких! Из вигвама рядом с нею Он пошел в родную землю. По лесам и по долинам Шли они рука с рукою, Оставляя одиноким Старика отца в вигваме, Покидая водопады, Водопады Миннегаги, Что взывали издалека: "Добрый путь, о Миннегага!" А старик, простившись с ними, Сел на солнышко к порогу И, копаясь за работой, Бормотал: "Вот так-то дочки! Любишь их, лелеешь, холишь, А дождешься их опоры, Глядь - уж юноша приходит, Чужеземец, что на флейте Поиграет да побродит По деревне, выбирая Покрасивее невесту, - И простись навеки с дочкой!" Весел был их путь далекий По холмам и по долинам, По горам и по ущельям, В тишине лесов дремучих! Быстро время пролетало, Хоть и тихо Гайавата Шел теперь - для Миннегаги, Чтоб она не утомилась. На руках через стремнины Нес он девушку с любовью, - Легким перышком казалась Эта ноша Гайавате. В дебрях леса, под ветвями, Он прокладывал тропинки, На ночь ей шалаш построил, Постелил постель из листьев И развел костер у входа Из сухих сосновых шишек. Ветерки, что вечно бродят По лесам и по долинам, Путь держали вместе с ними; Звезды чутко охраняли Мирный сон их темной ночью; Белка с дуба зорким взглядом За влюбленными следила, А Вабассо, белый кролик, Убегал от них с тропинки И, привстав на задних лапках, Из норы глядел украдкой С любопытством и со страхом. Весел был их путь далекий! Птицы сладко щебетали, Птицы звонко пели песни Мирной радости и счастья. "Ты счастлив, о Гайавата, С кроткой, любящей женою!" - Пел Овейса синеперый. "Ты счастлива, Миннегага, С благородным, мудрым мужем!" - Опечи пел красногрудый. Солнце ласково глядело Сквозь тенистые деревья, Говорило им: "О дети! Злоба - тьма, любовь - свет солнца, Жизнь играет тьмой и светом, - Правь любовью, Гайавата!" Месяц с неба в час полночный Заглянул в шалаш, наполнил Мрак таинственным сияньем И шепнул им: "Дети, дети! Ночь тиха, а день тревожен; Жены слабы и покорны, А мужья властолюбивы, - Правь терпеньем, Миннегага!" Так они достигли дома, Так в вигвам Нокомис старой Возвратился Гайавата Из страны Дакотов диких, Из страны красивых женщин, С Миннегагою прекрасной. И была она в вигваме Огоньком его вечерним, Светом лунным, светом звездным, Светлым солнцем для народа. Перевод И. Бунина
Henry Wadsworth Longfellow’s other poems:
1505
