Grongar Hill
Silent Nymph, with curious Eye! Who the purple Ev’ning lie On the Mountain’s lonely Van, Beyond the Noise of busy Man, Painting fair the form of Things, While the yellow Linnet sings; Or the tuneful Nightingale Charms the Forest with her Tale; Come, with all thy various Hues, Come, and aid thy Sister Muse; Now, while Phoebus, riding high, Gives Lustre to the Land and Sky! Grongar Hill invites my Song, Draw the Landskip bright and strong; Grongar, in whose Mossy Cells, Sweetly musing, Quiet dwells; Grongar, in whose silent Shade, For the modest Muses made, So oft I have, the Even still, At the Fountain of a Rill Sate upon a flow’ry Bed, With my Hand beneath my Head; While stray’d my Eyes o’er Towy’s Flood, Over Mead, and over Wood, From House to House, from Hill to Hill, ’Till Contemplation had her fill. About his chequer’d Sides I wind, And leave his Brooks and Meads behind, And Groves, and Grottos where I lay, And Vistoes shooting Beams of Day: Wide and wider spreads the Vale, As Circles on a smooth Canal: The Mountains round, unhappy Fate! Sooner or later, of all Height, Withdraw their Summits from the Skies, And lessen as the others rise: Still the Prospect wider spreads, Adds a thousand Woods and Meads, Still it widens, widens still, And sinks the newly-risen Hill. Now, I gain the Mountain’s Brow, What a Landskip lies below! No Clouds, no Vapours intervene, But the gay, the open Scene Does the Face of Nature show, In all the Hues of Heaven’s Bow! And, swelling to embrace the Light, Spreads around beneath the Sight. Old Castles on the Cliffs arise, Proudly towering in the Skies! Rushing from the Woods, the Spires Seem from hence ascending Fires! Half his Beams Apollo sheds On the yellow Mountain-Heads! Gilds the Fleeces of the Flocks, And glitters on the broken Rocks! Below me Trees unnumber’d rise, Beautiful in various Dyes: The gloomy Pine, the Poplar blue, The yellow Beech, the sable Yew, The slender Fir, that taper grows, The sturdy Oak, with broad-spread Boughs; And, beyond, the purple Grove, Haunt of Phyllis, Queen of Love! Gaudy as the op’ning Dawn, Lies a long and level Lawn, On which a dark Hill, steep and high, Holds and charms the wandering Eye! Deep are his Feet in Towy’s Flood, His Sides are cloth’d with waving Wood, And ancient Towers crown his Brow, That cast an aweful Look below; Whose ragged Walls the Ivy creeps, And with her Arms from falling keeps; So both a Safety from the Wind In mutual Dependence find. ’Tis now the Raven’s bleak Abode; ’Tis now the Apartment of the Toad; And there the Fox securely feeds; And there the pois’nous Adder breeds, Conceal’d in Ruins, Moss, and Weeds; While, ever and anon, there falls Huge heap of hoary moulder’d Walls. Yet Time has seen, that lifts the low, And level lays the lofty Brow, Has seen this broken Pile complete, Big with the Vanity of State; But transient is the Smile of Fate! A little Rule, a little Sway, A Sun-beam in a Winter’s Day, Is all the Proud and Mighty have Between the Cradle and the Grave. And see the Rivers how they run, Thro’ Woods and Meads, in Shade and Sun, Sometimes swift, sometimes slow, Wave succeeding Wave, they go A various Journey to the Deep, Like human Life to endless Sleep! Thus is Nature’s Vesture wrought, To instruct our wand’ring Thought; Thus she dresses green and gay, To disperse our Cares away. Ever charming, ever new, When will the Landskip tire the View! The Fountain’s Fall, the River’s Flow, The woody Valleys, warm and low: The windy Summit, wild and high, Roughly rushing on the Sky! The pleasant Seat, the ruin’d Tow’r, The naked Rock, the shady Bow’r; The Town and Village, Dome and Farm, Each give each a double Charm, As Pearls upon an Ethiop’s Arm. See on the Mountain’s southern Side, Where the Prospect opens wide, Where the Evening gilds the Tide; How close and small the Hedges lie! What streaks of Meadows cross the Eye! A Step, methinks, may pass the Stream, So little distant Dangers seem: So we mistake the Future’s face, Ey’d thro’ Hope’s deluding Glass; As yon Summits soft and fair, Clad in Colours of the Air, Which to those who journey near, Barren, brown, and rough appear; Still we tread the same coarse Way; The Present’s still a cloudy Day. O may I with myself agree, And never covet what I see: Content me with an humble Shade, My Passions tam’d, my Wishes laid; For while our Wishes wildly roll, We banish Quiet from the Soul: ’Tis thus the Busy beat the Air; And Misers gather Wealth and Care. Now, ev’n now, my Joy runs high, As on the Mountain-turf I lie: While the wanton Zephyr sings, And in the Vale perfumes his Wings; While the Waters murmur deep; While the Shepherd charms his Sheep; While the Birds unbounded fly, And with Music fill the Sky, Now, ev’n now, my Joy runs high. Be full, ye Courts; be great who will; Search for Peace with all your Skill: Open wide the lofty Door, Seek her on the marble Floor: In vain ye search, she is not there: In vain ye search the Domes of Care! Grass and Flowers Quiet treads, On the Meads, and Mountain-heads, Along with Pleasure, close ally’d, Ever by each other’s Side: And often, by the murm’ring Rill, Hears the Thrush, while all is still, Within the Groves of Grongar Hill.
Перевод на русский язык
Гронгар Хилл
О Нимфа, о Закат пурпурный! Широкошумный, многобурный Людской Предел – с горы над лесом Ты наблюдаешь с интересом. Твои Оттенки и Расцветки – На Коноплянке и на ветке, На Соловье, что Рощу разом Заворожил своим Рассказом. Приди к своей сестрице Музе, Приди и действуй с ней в Союзе И с Фебом, дивным колесничим, Что полнит Мир своим Величьем! И Гронгар Хилл, и вся округа Зовут мой Стих, зовут, как друга, Мой Гронгар, где в Пещерах, в Складках Лежит Покой в мечтаньях сладких, Мой Гронгар, в чьей Тени огромной Уютно всякой Музе скромной. Люблю, заняв альков цветочный, Я слушать у Воды проточной Весь Вечер, не переставая, О чём поёт она, живая, И, преисполненный Любови, Я озираю речку Тови, Что от Селенья до Селенья Бежит, само увеселенье! Но вот, простясь с её Волною, Я оставляю за спиною Ручьи, Луга, Пещеры, Гроты. Передо мною – Повороты Долины здешней, что помалу Выходит к местному Каналу. Иные Горы, это видно, Ветрами сточены – обидно! – Зато вон те растут ретиво. Всё шире, шире Перспектива, И вот уж новые Дубравы Видны налево и направо, И тонут Горные Вершины, Сходя в зелёные пучины. Но я взошёл на Гребень самый. Я очарован Панорамой! Ни Облака, ни Испаренья В неё не вносят искаженья. Я вижу Лик Природы чистый В изгибе Радуги лучистой И целый космос предо мною Под семицветною каймою. И Замки старые на Скалах Полны желаний небывалых, Где всякий Шпиль – ко славе вящей – Огонь, до Неба восходящий! Своих Лучей к исходу часа Здесь половину из запаса Истратил Феб, с Высот подлунных Златя Овечек тонкорунных. Внизу – Леса; Цвета, Оттенки Ласкает Взор попеременке: Любуюсь желтизною Бука, Сосною, – хоть она и бука, – И Тополей голубизною, И мощным Дубом подо мною, И Рощей, что багрова с виду, Где можно встретить и Филлиду. А вот Поляна, что искрится, Как эта ранняя Зарница, Где тёмный Холм с его Лесами Встаёт у вас перед Глазами И всё глядится в воды Тови. Там, сдвинув каменные брови, На проходящих смотрит хмуро Старинный Замок с Верхотуры. Его Ползучие Растенья Предохраняют от паденья, А он на той же Верхотуре Предохраняет их от Бури. Там Ворон мрачно веселился, Там Гад Ползучий поселился, Там у разрушенной Бойницы Мышкуют Лисы и Лисицы, Но в страхе Звери, Гады, Птицы Перед внезапным камнепадом, Когда Строенье рухнет рядом. Но время, что своим капризом Верхи протаскивает низом, А нижних кверху поднимает, С Насмешкою припоминает, Каков был Замок этот грозный. Лишь Лучик Солнца в День Морозный, Лишь только он, как дар курьёзный, Взойдёт над Гордостью и Силой Меж Колыбелью и Могилой. Река то грохотно, то тихо, То осмотрительно, то лихо Приходит к собственному Устью. И как тут не отметить с грустью, Что Век Людской затем и длится, Чтоб Людям вечным Сном забыться. Природы нашей Одеянье – Блудящей Мысли в назиданье: Заботы нашей нету зряшней Пред этой Зеленью всегдашней! Пускай порой устало Зренье, Но всё приводят нас в волненье Река – и там, в лесной низине, Долина, полная теплыни, И Ветра грубые манеры Под куполом Небесной Сферы, И эти бывшие Чертоги, Беседки, Скалы, и Дороги, И эти Грады, и Селенья, – Всё, всё приводит в умиленье, Как Перл в Деснице Абиссинца! Гляжу на Юг – и вновь гостинцы: И снова Вечер, и Теченье, И водной глади золоченье. Луга – как тонкие полоски: Они отсюда столь неброски. Река отсюда – тоньше нитки. Не так ли мы Надеждой прытки, Когда мы в Будущем, в Кристалле, Опасность видеть перестали. Не так ли Ветер, что подале, Мы лёгким Бризом посчитали, И подошли, и встали близко, И встали вдруг на грани риска, И вновь бредём, и в Настоящем, Устав, Покоя не обрящем. Не обольщаться, не блазниться, Не сомневаться, не казниться, И укротить свое Хотенье, И удовольствоваться Тенью, Иначе – в Думах нездорово: Покой уходит из-под крова, И без душевного Устоя Мы льём Порожнее в Пустое. Сегодня в Счастье необорном Я на Горе, покрытой дёрном, Внимаю Песне, что над Миром Плывёт, пропетая Зефиром. Бормочут Воды, и погудки Здесь издают Пастушьи Дудки, И Птицы с Пением задорным В Пространстве царствуют просторном, А я – я в Счастье необорном! Иной о Почести хлопочет, Но если он Покоя хочет, Пускай попробует, потщится, В Дворце искать его решится. Напрасно! В сей Чертог Тревоги Покою нет пути-дороги. Покой – в Горах, на их Bершинах, В Цветах, в Траве, на Луговинах, И с Наслажденьем – в Дружбе тесной, И нерушим Союз чудесный. Покою слушать любо-мило, Как свищут, не жалея пыла, Дрозды на склонах Гронгар Хилла. © Перевод Евг. Фельдмана 4-5.01.2000 Все переводы Евгения Фельдмана
John Dyer’s other poems:
