John Bushby’s Lamentation. Third Ballad
’Twas in the seventeen hunder year O’ grace and ninety-five, That year I was the wae’est man O’ ony man alive. In March the three-and-twentieth morn Tho sun raise clear and bright; But oh I was a waefu’ man Ere to-fa’ o’ the night. Yerl Galloway lang did rule this land, Wi’ equal right and fame, And thereto was his kinsman join’d The Murray’s noble name. Yerl Galloway lang did rule the land, Made me the judge o’ strife; But now Yerl Galloway’s sceptre’s broke, And eke my hangman’s knife. ’Twas by the banks o’ bonnie Dee, Beside Kirkcudbright’s towers, The Stewart and the Murray there Did muster a’ their powers. The Murray, on the auld gray yaud, Wi’ winged spurs did ride, That auld gray yaud a’ Nidsdale rade, He staw upon Nidside. An’ there had na been the yerl himsel’, O there had been nae play; But Garlies was to London gane, And sae the kye might stray. And there was Balmaghie, I ween, In front rank he wad shine; But Balmaghie had better been Drinking Madeira wine. Frae the Glenkens came to our aid, A chief o’ doughty deed; In case that worth should wanted be, O’ Kenmure we had need. And by our banners march’d Muirhead, And Buittle was na slack; Whase haly priesthood nane can stain, For wha can dye the black? And there sae grave Squire Cardoness, Look’d on till a’ was done; Sae, in the tower o’ Cardoness, A howlet sits at noon. And there led I the Bushby clan, My gamesome billie, Will; And my son Maitland, wise as brave, My footsteps follow’d still. The Douglas and the Heron’s name We set nought to their score; The Douglas and the Heron’s name Had felt our weight before. But Douglases o’ weight had we, The pair o’ lusty lairds, For building cot-houses sae famed, And christening hail-yards. And there Redcastle drew his sword, That ne’er was stained wi’ gore, Save on a wanderer lame and blind, To drive him frae his door. And last came creeping Collieston, Was mair in fear than wrath; Ae knave was constant in his mind, To keept hat knave frae scaith. * * * * * * * * * * * *
1795
Перевод на русский язык
Жалоба Джона Бушби. Третья баллада
То было в тысяча семьсот – Ах! – девяносто пятом. Несчастнейшим из смертных я Был в том году проклятом. Ласкало солнышко с утра В день двадцать третий марта, И я весь день всё фарта ждал, Но – не было мне фарта! Галлоуэй – здесь царь и бог. При этом государе Его ближайшая родня Поставила на Ма́рри. Галлоуэй – здесь царь и бог. Я стал арбитром… Боже! Где графский скипетр? В пыли. Увы, и нож мой – тоже. У Ди-реки, где замок наш Кирку́дбрайт встал на круче, – Там Стю́арт с Ма́рри собрались, Как говорят, до кучи. До места Марри притрусил На старенькой лошадке. В Нитса́йде он её украл. (Цыганские повадки!). Но граф отсутствовал. Игра Пошла не так, как надо; И Га́рлис в Лондон ускакал. Заволновалось стадо. Балме́йджи гордо выступал. (Почтенье кавалеру!). Сидел бы лучше у себя Да пил себе мадеру! Пришёл на помощь Гле́нкен, – но, Чтоб заседать в палате, Не Гленкен нужен был бы нам, А Ке́нмур был бы кстати. И Мью́ирхед, и Бью́иттел Пришли тропою торной. (Попробуй осуди попа В его сутаной чёрной!). Затем явился Кардонесс; Взглянул на нас сурово, Как мрачный филин из его Поместья родового. Я, Ме́йтленд (мой разумный сын) И мой приятель Вилли Всем этим сборищем втроём В тот день руководили. А Ду́глас? Ге́рон? – Сих господ В тот день мы не ругали. О Ду́глас! Ге́рон! – Сих господ Мы прежде оболгали. Ах, нет, – на Дугласа в тот день Мы наклепали, вроде, Что он капусту и салат Крестил на огороде. Редка́сл меч свой обнажил. Был меч готов не к бою… К чему же? – Нищего прогнать, Пришедшего с мольбою! И Ко́ллистон приполз. Дрожал Не в гневе он, а в страхе: Всё думу думал негодяй О близящемся крахе… * * * * * * * * * * * * 1795 © Перевод Евг. Фельдмана 6-7.07.1998 13.07.1998 (ред.) Все переводы Евгения Фельдмана Остальные баллады: Баллады Герона. Первая баллада Выборы. Вторая баллада Отличная новая песня. Четвёртая баллада (Май 1796 г.)
Robert Burns’s other poems:
