Leaves of Grass. 2. Starting from Paumanok
1
Starting from fish-shape Paumanok where I was born,
Well-begotten, and rais'd by a perfect mother,
After roaming many lands, lover of populous pavements,
Dweller in Mannahatta my city, or on southern savannas,
Or a soldier camp'd or carrying my knapsack and gun, or a miner
in California,
Or rude in my home in Dakota's woods, my diet meat, my drink from
the spring,
Or withdrawn to muse and meditate in some deep recess,
Far from the clank of crowds intervals passing rapt and happy,
Aware of the fresh free giver the flowing Missouri, aware of
mighty Niagara,
Aware of the buffalo herds grazing the plains, the hirsute and
strong-breasted bull,
Of earth, rocks, Fifth-month flowers experienced, stars, rain, snow,
my amaze,
Having studied the mocking-bird's tones and the flight of the
mountain-hawk,
And heard at dawn the unrivall'd one, the hermit thrush from the
swamp-cedars,
Solitary, singing in the West, I strike up for a New World.
2
Victory, union, faith, identity, time,
The indissoluble compacts, riches, mystery,
Eternal progress, the kosmos, and the modern reports.
This then is life,
Here is what has come to the surface after so many throes and convulsions.
How curious! how real!
Underfoot the divine soil, overhead the sun.
See revolving the globe,
The ancestor-continents away group'd together,
The present and future continents north and south, with the isthmus
between.
See, vast trackless spaces,
As in a dream they change, they swiftly fill,
Countless masses debouch upon them,
They are now cover'd with the foremost people, arts, institutions, known.
See, projected through time,
For me an audience interminable.
With firm and regular step they wend, they never stop,
Successions of men, Americanos, a hundred millions,
One generation playing its part and passing on,
Another generation playing its part and passing on in its turn,
With faces turn'd sideways or backward towards me to listen,
With eyes retrospective towards me.
3
Americanos! conquerors! marches humanitarian!
Foremost! century marches! Libertad! masses!
For you a programme of chants.
Chants of the prairies,
Chants of the long-running Mississippi, and down to the Mexican sea,
Chants of Ohio, Indiana, Illinois, Iowa, Wisconsin and Minnesota,
Chants going forth from the centre from Kansas, and thence equidistant,
Shooting in pulses of fire ceaseless to vivify all.
4
Take my leaves America, take them South and take them North,
Make welcome for them everywhere, for they are your own off-spring,
Surround them East and West, for they would surround you,
And you precedents, connect lovingly with them, for they connect
lovingly with you.
I conn'd old times,
I sat studying at the feet of the great masters,
Now if eligible O that the great masters might return and study me.
In the name of these States shall I scorn the antique?
Why these are the children of the antique to justify it.
5
Dead poets, philosophs, priests,
Martyrs, artists, inventors, governments long since,
Language-shapers on other shores,
Nations once powerful, now reduced, withdrawn, or desolate,
I dare not proceed till I respectfully credit what you have left
wafted hither,
I have perused it, own it is admirable, (moving awhile among it,)
Think nothing can ever be greater, nothing can ever deserve more
than it deserves,
Regarding it all intently a long while, then dismissing it,
I stand in my place with my own day here.
Here lands female and male,
Here the heir-ship and heiress-ship of the world, here the flame of
materials,
Here spirituality the translatress, the openly-avow'd,
The ever-tending, the finale of visible forms,
The satisfier, after due long-waiting now advancing,
Yes here comes my mistress the soul.
6
The soul,
Forever and forever—longer than soil is brown and solid—longer
than water ebbs and flows.
I will make the poems of materials, for I think they are to be the
most spiritual poems,
And I will make the poems of my body and of mortality,
For I think I shall then supply myself with the poems of my soul and
of immortality.
I will make a song for these States that no one State may under any
circumstances be subjected to another State,
And I will make a song that there shall be comity by day and by
night between all the States, and between any two of them,
And I will make a song for the ears of the President, full of
weapons with menacing points,
And behind the weapons countless dissatisfied faces;
And a song make I of the One form'd out of all,
The fang'd and glittering One whose head is over all,
Resolute warlike One including and over all,
(However high the head of any else that head is over all.)
I will acknowledge contemporary lands,
I will trail the whole geography of the globe and salute courteously
every city large and small,
And employments! I will put in my poems that with you is heroism
upon land and sea,
And I will report all heroism from an American point of view.
I will sing the song of companionship,
I will show what alone must finally compact these,
I believe these are to found their own ideal of manly love,
indicating it in me,
I will therefore let flame from me the burning fires that were
threatening to consume me,
I will lift what has too long kept down those smouldering fires,
I will give them complete abandonment,
I will write the evangel-poem of comrades and of love,
For who but I should understand love with all its sorrow and joy?
And who but I should be the poet of comrades?
7
I am the credulous man of qualities, ages, races,
I advance from the people in their own spirit,
Here is what sings unrestricted faith.
Omnes! omnes! let others ignore what they may,
I make the poem of evil also, I commemorate that part also,
I am myself just as much evil as good, and my nation is—and I say
there is in fact no evil,
(Or if there is I say it is just as important to you, to the land or
to me, as any thing else.)
I too, following many and follow'd by many, inaugurate a religion, I
descend into the arena,
(It may be I am destin'd to utter the loudest cries there, the
winner's pealing shouts,
Who knows? they may rise from me yet, and soar above every thing.)
Each is not for its own sake,
I say the whole earth and all the stars in the sky are for religion's sake.
I say no man has ever yet been half devout enough,
None has ever yet adored or worship'd half enough,
None has begun to think how divine he himself is, and how certain
the future is.
I say that the real and permanent grandeur of these States must be
their religion,
Otherwise there is just no real and permanent grandeur;
(Nor character nor life worthy the name without religion,
Nor land nor man or woman without religion.)
8
What are you doing young man?
Are you so earnest, so given up to literature, science, art, amours?
These ostensible realities, politics, points?
Your ambition or business whatever it may be?
It is well—against such I say not a word, I am their poet also,
But behold! such swiftly subside, burnt up for religion's sake,
For not all matter is fuel to heat, impalpable flame, the essential
life of the earth,
Any more than such are to religion.
9
What do you seek so pensive and silent?
What do you need camerado?
Dear son do you think it is love?
Listen dear son—listen America, daughter or son,
It is a painful thing to love a man or woman to excess, and yet it
satisfies, it is great,
But there is something else very great, it makes the whole coincide,
It, magnificent, beyond materials, with continuous hands sweeps and
provides for all.
10
Know you, solely to drop in the earth the germs of a greater religion,
The following chants each for its kind I sing.
My comrade!
For you to share with me two greatnesses, and a third one rising
inclusive and more resplendent,
The greatness of Love and Democracy, and the greatness of Religion.
Melange mine own, the unseen and the seen,
Mysterious ocean where the streams empty,
Prophetic spirit of materials shifting and flickering around me,
Living beings, identities now doubtless near us in the air that we
know not of,
Contact daily and hourly that will not release me,
These selecting, these in hints demanded of me.
Not he with a daily kiss onward from childhood kissing me,
Has winded and twisted around me that which holds me to him,
Any more than I am held to the heavens and all the spiritual world,
After what they have done to me, suggesting themes.
O such themes—equalities! O divine average!
Warblings under the sun, usher'd as now, or at noon, or setting,
Strains musical flowing through ages, now reaching hither,
I take to your reckless and composite chords, add to them, and
cheerfully pass them forward.
11
As I have walk'd in Alabama my morning walk,
I have seen where the she-bird the mocking-bird sat on her nest in
the briers hatching her brood.
I have seen the he-bird also,
I have paus'd to hear him near at hand inflating his throat and
joyfully singing.
And while I paus'd it came to me that what he really sang for was
not there only,
Nor for his mate nor himself only, nor all sent back by the echoes,
But subtle, clandestine, away beyond,
A charge transmitted and gift occult for those being born.
12
Democracy! near at hand to you a throat is now inflating itself and
joyfully singing.
Ma femme! for the brood beyond us and of us,
For those who belong here and those to come,
I exultant to be ready for them will now shake out carols stronger
and haughtier than have ever yet been heard upon earth.
I will make the songs of passion to give them their way,
And your songs outlaw'd offenders, for I scan you with kindred eyes,
and carry you with me the same as any.
I will make the true poem of riches,
To earn for the body and the mind whatever adheres and goes forward
and is not dropt by death;
I will effuse egotism and show it underlying all, and I will be the
bard of personality,
And I will show of male and female that either is but the equal of
the other,
And sexual organs and acts! do you concentrate in me, for I am determin'd
to tell you with courageous clear voice to prove you illustrious,
And I will show that there is no imperfection in the present, and
can be none in the future,
And I will show that whatever happens to anybody it may be turn'd to
beautiful results,
And I will show that nothing can happen more beautiful than death,
And I will thread a thread through my poems that time and events are
compact,
And that all the things of the universe are perfect miracles, each
as profound as any.
I will not make poems with reference to parts,
But I will make poems, songs, thoughts, with reference to ensemble,
And I will not sing with reference to a day, but with reference to
all days,
And I will not make a poem nor the least part of a poem but has
reference to the soul,
Because having look'd at the objects of the universe, I find there
is no one nor any particle of one but has reference to the soul.
13
Was somebody asking to see the soul?
See, your own shape and countenance, persons, substances, beasts,
the trees, the running rivers, the rocks and sands.
All hold spiritual joys and afterwards loosen them;
How can the real body ever die and be buried?
Of your real body and any man's or woman's real body,
Item for item it will elude the hands of the corpse-cleaners and
pass to fitting spheres,
Carrying what has accrued to it from the moment of birth to the
moment of death.
Not the types set up by the printer return their impression, the
meaning, the main concern,
Any more than a man's substance and life or a woman's substance and
life return in the body and the soul,
Indifferently before death and after death.
Behold, the body includes and is the meaning, the main concern and
includes and is the soul;
Whoever you are, how superb and how divine is your body, or any part
of it!
14
Whoever you are, to you endless announcements!
Daughter of the lands did you wait for your poet?
Did you wait for one with a flowing mouth and indicative hand?
Toward the male of the States, and toward the female of the States,
Exulting words, words to Democracy's lands.
Interlink'd, food-yielding lands!
Land of coal and iron! land of gold! land of cotton, sugar, rice!
Land of wheat, beef, pork! land of wool and hemp! land of the apple
and the grape!
Land of the pastoral plains, the grass-fields of the world! land of
those sweet-air'd interminable plateaus!
Land of the herd, the garden, the healthy house of adobie!
Lands where the north-west Columbia winds, and where the south-west
Colorado winds!
Land of the eastern Chesapeake! land of the Delaware!
Land of Ontario, Erie, Huron, Michigan!
Land of the Old Thirteen! Massachusetts land! land of Vermont and
Connecticut!
Land of the ocean shores! land of sierras and peaks!
Land of boatmen and sailors! fishermen's land!
Inextricable lands! the clutch'd together! the passionate ones!
The side by side! the elder and younger brothers! the bony-limb'd!
The great women's land! the feminine! the experienced sisters and
the inexperienced sisters!
Far breath'd land! Arctic braced! Mexican breez'd! the diverse! the
compact!
The Pennsylvanian! the Virginian! the double Carolinian!
O all and each well-loved by me! my intrepid nations! O I at any
rate include you all with perfect love!
I cannot be discharged from you! not from one any sooner than another!
O death! O for all that, I am yet of you unseen this hour with
irrepressible love,
Walking New England, a friend, a traveler,
Splashing my bare feet in the edge of the summer ripples on
Paumanok's sands,
Crossing the prairies, dwelling again in Chicago, dwelling in every town,
Observing shows, births, improvements, structures, arts,
Listening to orators and oratresses in public halls,
Of and through the States as during life, each man and woman my neighbor,
The Louisianian, the Georgian, as near to me, and I as near to him and her,
The Mississippian and Arkansian yet with me, and I yet with any of them,
Yet upon the plains west of the spinal river, yet in my house of adobie,
Yet returning eastward, yet in the Seaside State or in Maryland,
Yet Kanadian cheerily braving the winter, the snow and ice welcome to me,
Yet a true son either of Maine or of the Granite State, or the
Narragansett Bay State, or the Empire State,
Yet sailing to other shores to annex the same, yet welcoming every
new brother,
Hereby applying these leaves to the new ones from the hour they
unite with the old ones,
Coming among the new ones myself to be their companion and equal,
coming personally to you now,
Enjoining you to acts, characters, spectacles, with me.
15
With me with firm holding, yet haste, haste on.
For your life adhere to me,
(I may have to be persuaded many times before I consent to give
myself really to you, but what of that?
Must not Nature be persuaded many times?)
No dainty dolce affettuoso I,
Bearded, sun-burnt, gray-neck'd, forbidding, I have arrived,
To be wrestled with as I pass for the solid prizes of the universe,
For such I afford whoever can persevere to win them.
16
On my way a moment I pause,
Here for you! and here for America!
Still the present I raise aloft, still the future of the States I
harbinge glad and sublime,
And for the past I pronounce what the air holds of the red aborigines.
The red aborigines,
Leaving natural breaths, sounds of rain and winds, calls as of birds
and animals in the woods, syllabled to us for names,
Okonee, Koosa, Ottawa, Monongahela, Sauk, Natchez, Chattahoochee,
Kaqueta, Oronoco,
Wabash, Miami, Saginaw, Chippewa, Oshkosh, Walla-Walla,
Leaving such to the States they melt, they depart, charging the
water and the land with names.
17
Expanding and swift, henceforth,
Elements, breeds, adjustments, turbulent, quick and audacious,
A world primal again, vistas of glory incessant and branching,
A new race dominating previous ones and grander far, with new contests,
New politics, new literatures and religions, new inventions and arts.
These, my voice announcing—I will sleep no more but arise,
You oceans that have been calm within me! how I feel you,
fathomless, stirring, preparing unprecedented waves and storms.
18
See, steamers steaming through my poems,
See, in my poems immigrants continually coming and landing,
See, in arriere, the wigwam, the trail, the hunter's hut, the flat-boat,
the maize-leaf, the claim, the rude fence, and the backwoods village,
See, on the one side the Western Sea and on the other the Eastern Sea,
how they advance and retreat upon my poems as upon their own shores,
See, pastures and forests in my poems—see, animals wild and tame—see,
beyond the Kaw, countless herds of buffalo feeding on short curly grass,
See, in my poems, cities, solid, vast, inland, with paved streets,
with iron and stone edifices, ceaseless vehicles, and commerce,
See, the many-cylinder'd steam printing-press—see, the electric
telegraph stretching across the continent,
See, through Atlantica's depths pulses American Europe reaching,
pulses of Europe duly return'd,
See, the strong and quick locomotive as it departs, panting, blowing
the steam-whistle,
See, ploughmen ploughing farms—see, miners digging mines—see,
the numberless factories,
See, mechanics busy at their benches with tools—see from among them
superior judges, philosophs, Presidents, emerge, drest in
working dresses,
See, lounging through the shops and fields of the States, me
well-belov'd, close-held by day and night,
Hear the loud echoes of my songs there—read the hints come at last.
19
O camerado close! O you and me at last, and us two only.
O a word to clear one's path ahead endlessly!
O something ecstatic and undemonstrable! O music wild!
O now I triumph—and you shall also;
O hand in hand—O wholesome pleasure—O one more desirer and lover!
O to haste firm holding—to haste, haste on with me.
Перевод на русский язык
Листья травы. 2. Рожденный на Поманоке
1
Рожденный на Поманоке, похожем формой на рыбу,
Взлелеянный и взращенный прекрасной матерью,
Неутомимый бродяга, влюбленный в толпы на улицах,
Обитатель города моего Манхаттена, житель южной
саванны,
Солдат на биваке, солдат с ружьем и скаткой за плечами,
рудокоп в Калифорнии,
Дикарь в лесах родной Дакоты, чья пища - мясо и вода
из ручья,
Отшельник в глубоком уединении, предающийся
сладостному раздумью,
Вдали от приливов и отливов городской суеты,
Человек, которому близки щедрость благодатной Миссури
и могущество Ниагары,
Явствен топот буйволов на равнине и поступь
сильногрудого косматого быка перед стадом,
Человек, живущий в благодарном изумлении перед землей,
скалами, звездами, дождем, снегом и подснежниками,
Постигший все трели пересмешника и тайну парения
горного ястреба,
Слыхавший на рассвете несравненного певца дрозда-отшельника
в зелени болотного кедра,
Одинокий, я запеваю на Западе песнь Нового Света.
2
Победа, единение, вера, тождество, время,
Нерушимые договоры, богатства, тайна,
Вечный прогресс, космос и современные открытия.
Вот она, жизнь,
Появившаяся на свет в мучительных родах, в судорогах
и конвульсиях.
Удивительная! И реальная!
Под ногами божественная земля, над головой солнце.
Смотри - вертится земной шар,
Вон там древние континенты прижались друг к другу,
А вот материки нынешние и будущие
и перешеек между Севером и Югом.
Смотри - огромные бездорожные пространства
Меняются как по волшебству, их заполняют
Бесчисленные массы людей,
И вот уже существуют на этих землях выдающиеся люди
искусства и государственные учреждения.
А теперь посмотри сквозь время
На бесчисленных моих читателей.
Твердым и уверенным шагом идут они неустанно,
Вереницы людей, Американос, сотни миллионов,
Вот одно поколение, свершив свой подвиг, уходит,
И другое поколение, свершив свой подвиг, уходит следом,
Лица идущих повернуты ко мне, дабы слышать.
И глаза их смотрят на меня.
3
Американос! победители! марш человечества!
Передовые! марш века! Либертад! массы!
Для вас мои песни.
Песни о прериях,
Песни о Миссисипи, бесконечно плывущей вниз
к Мексиканскому морю,
Песни об Огайо, об Айове, об Индиане, Висконсине,
Иллинойсе и Миннесоте,
Песни, которые разлетаются из Канзаса, из самого центра,
которые слышны всюду,
Песни, которые бьются в огненных пульсах и все оживляют.
4
Возьми мои листья, Америка, унеси их на Юг, унеси их
на Север,
Радуйся им, куда бы они ни прилетели, это отпрыски
твоего древа,
Сбереги мои песни на Востоке и на Западе, и они сберегут
тебя,
И вы, ранее спетые песни, в любви соединитесь с ними, ибо
они стремятся в любви соединиться с вами.
Я постиг старину,
Я учился, сидя у ног великих мастеров,
И если я достоин, пусть великие мастера вернутся и изучают
меня.
Во имя этих Штатов вправе ли я презирать древность?
Штаты - дети древности и тем самым оправдывают ее.
5
Ушедшие поэты, философы, священнослужители,
Великомученики, художники, изобретатели,
давно исчезнувшие правительства,
Создатели языка в неведомых странах,
Народы, некогда могущественные, а ныне вымирающие
и пришедшие в упадок,
Я не вправе продолжать, пока не воздам дань уважения
тому, что вы оставили нам.
Я изучил ваше наследие, оно восхитительно (я даже порою
бродил в мире ушедшем),
И понял - ничто не может быть более великим и
заслуживать большего почитания, нежели оно заслуживает,
Но, тщательно изучив прошлое, я оставил его
И стою там, где я есть, - в моем сегодняшнем дне.
Здесь сходят на берег женщина и мужчина,
Мужская и женская наследственность мира, пламя материи,
Вот она, духовность, всем понятная и открыто признанная,
Вечное стремление, конец зримых форм,
Владычица одаряющая грядет после томительного
ожидания,
Приближается душа.
6
Душа,
Во веки веков, дольше, чем земля останется бурой и твердой,
дольше, чем будут существовать приливы и отливы,
Я буду слагать поэмы о материи, ибо считаю, что эти поэмы
самые духовные,
Я буду слагать поэмы о моем теле и смертности,
Ибо считаю, что только так можно создать стихи о моей
душе и бессмертии.
И для этих штатов сложу я песню о том, что ни один штат
ни при каких обстоятельствах не должен подчинить себе
другой штат.
И еще я сложу песню о том, что все штаты и днем и ночью
должны жить в дружбе, и два соседние штата не должны
враждовать.
А для ушей Президента я сложу песню, в которой будут слышны
угрозы и лязг оружия,
И сквозь частокол оружия будут проглядывать хмурые лица;
И о безликом Страхе, вобравшем в себя черты многих, я
тоже сложу песню,
О клыкастом, ощеренном Страхе, возвышающемся
надо всеми,
О воинственном, грозном Страхе, чья голова в поднебесье
(Как бы ни был высок самый высокий человек, Страх
подчас выше).
Я признаю все современные страны,
Я прослежу географию шара земного и сердечно приветствую
все города, малые и большие.
А людские занятия! Героизм их - на море, героизм их -
на суше, в песнях своих я расскажу об этом,
Все расскажу я о героизме, как понимают его американцы.
Я спою песню товарищества,
Я докажу, что в одном должны объединиться многие,
Я уверен, что многие должны создать идеал мужественной
любви, найдя его во мне,
Потому и позволяю я вырваться наружу пламени, которое
пожирало меня,
Долго тлели угли в костре, я уберу все, что мешало ему
гореть,
Я дам полную волю огню,
Кто, если не я, может постичь любовь с ее радостями и
печалями.
Кто, если не я, может стать поэтом товарищества?
7
Я верю в достоинство человека всех рас и веков,
Народ мой выслал меня вперед,
Моими устами поет безграничная уверенность.
Омнес! Омнес! Пусть некоторые презирают все на свете,
Я сложу песню о зле, и о зле рассказать я должен.
Ведь и во мне уживаются добро и зло, как во всей моей нации, -
и я утверждаю, что зло относительно.
(А если оно существует, то я утверждаю: оно неотъемлемая
часть бытия и вашего, и моего, и страны моей.)
Я, который за многими шел, за которым следуют многие,
провозглашаю свои взгляды и спускаюсь на арену
(Кто знает, может быть, именно мне суждено издать самый
громкий, самый победный клич,
Вылетев из моих уст, может быть, он воспарит над миром).
Ничто не существует ради себя самого,
Я утверждаю, что вся земля и все звезды в небе существуют
ради религии.
Я утверждаю, не бывало еще на земле истинно верующего.
И никто еще не склонил в почитании колен и не вознес молитв
достойных,
И никто еще даже отдаленно не помышлял, сколь прекрасен
он сам и сколь надежно будущее.
Я утверждаю: подлинное и надежное величие этих Штатов -
вот истинная религия,
И нет на земле другого величия подлинного и непреходящего
(Нет ни существа, ни жизни достойной без этой религии.
Нет ни страны, ни мужчины, ни женщины без этой
религии).
8
Что ты делаешь, юноша?
Неужели ты столь серьезен, столь предан литературе,
науке, искусству, любовным утехам?
Ужли так важны для тебя мнимые ценности - политика,
споры,
Твое честолюбие или твой бизнес?
Что ж, я не скажу против ни слова, я сам воспеваю все это,
Но смотри! Быстро они исчезнут, сгорят во имя религии,
Ведь не все вокруг создано, чтобы питать обжигающее
пламя, главный огонь жизни,
И тем более гореть во имя религии.
9
Чего же ты ищешь, такой молчаливый и задумчивый?
Что нужно тебе, камерадо?
Сын дорогой мой, ты думаешь, это любовь?
Послушай, сын дорогой мой, послушай, Америка, дочь моя,
сын мой,
Это так больно - любить женщину или мужчину бездонно,
и все же это великое чувство, оно приносит удовлетворение,
Но есть чувство еще более великое, которое сплотит мир
воедино,
Это чувство величественно, оно превыше всего, руки его
распростерты надо всем и благословляют все.
10
Знайте только, ради того чтобы бросить в землю семена еще
более высокой религии,
Эти песни, каждую в своем роде, я пою.
Мой товарищ!
Для тебя моя песня, чтобы ты мог разделить со мной два
величия, и третье - самое великое и всеобъемлющее,
Величие Любви и Демократии, величие Религии.
Я вместил в себе целый мир, предметы зримые и незримые,
Таинственный океан, в который впадают реки,
Пророческий дух материи, сверкающий вкруг меня,
Живые существа и тождества, о которых мы не ведаем, им
несть числа, они рядом,
Связь с ними я ощущаю ежедневно и ежечасно,
Связь с явлениями существующими и теми, которые должны
появиться, требовательно они ждут от меня чего-то.
Нет, не человек, который в детстве каждодневно целовал меня,
Сплел нить, привязавшую меня к нему более,
Чем к небу и всему духовному миру,
Хотя им обязан я темами моих стихотворений.
О, эти темы-равенства! О, божественное общее!
Поют и дрожат под солнцем ныне, в полдень и на закате,
Мелодии, которые прилетели через века ко мне,
Я добавил к их неумолчным звукам свои аккорды
и с легким сердцем отослал их в будущее.
11
Утром я обычно гулял в Алабаме
И любил наблюдать за самкой пересмешника, она
высиживала птенцов в зарослях шиповника.
И самца пересмешника я наблюдал
И останавливался, бывало, неподалеку, чтобы лучше слышать
его, радостная песнь раздувала птице горло.
И однажды понял я, что песнь его предназначалась не нам,
А тому неуловимому и еле внятному, что было скрытым
еще,
Песнь его была сокровенным посланьем, тайным подарком
тому, кто рождается.
12
Демократия! Я рядом с тобой, и радостная песнь раздувает мое
горло.
Жена моя! Потомству нашему и потомству собратьев наших,
Тому, кто ныне живет, и тому, кто должен прийти,
Я готов вдохновенно петь гимны возвышенные и могучие,
каких еще не слыхивала земля.
Я сложу песнь о страсти и напутствую ее в дорогу,
И ваши песни, изгнанники закона, я возьму с собой наравне
со своими,
Недаром я сердечно и внимательно наблюдал за вами.
Я сложу правдивые стихи о материальных ценностях,
которые необходимы, чтобы тело здравствовало,
а непредвзятый ум работал, не поддаваясь смерти;
Я покажу эгоизм и докажу, что он существует, и я стану
певцом индивидуальности,
Я покажу мужчин и женщин и докажу, что они равно
прекрасны,
О великом акте зачатия я скажу! Слушайте меня, ибо со всей
решимостью и бесстрашием я намерен заявить, что он
великолепен,
И я докажу, что нет несовершенства в настоящем, равно как
не будет его в будущем,
И я докажу, что любая неприятная случайность может
обернуться к лучшему
И что умереть в свой срок тоже прекрасно.
Красной нитью пройдет в моих стихотворениях мысль о том,
что события и время едины,
И что все предметы в мироздании суть истинные совершенства,
и что каждое из них удивительно.
Я не стану слагать поэм о частях целого,
Но сложу поэмы и песни о целом в его единстве,
И не стану я слагать поэм о едином дне, но обо всех днях,
И не создам я ни одной поэмы и ни одного стихотворения,
в которых не подразумевалась бы душа,
Ибо, окинув взором вселенную, я увидел, что нет в ней
ни предмета целого, ни малой частицы этого предмета,
существующей отдельно, но все связано с душой.
13
Ты, кажется, хотел увидеть душу?
Так посмотри на себя, на выражение лица своего; посмотри
на людей, на предметы, на зверей, на деревья и бегущие
реки, на скалы и побережья.
Все проникнуто радостной духовностью и постепенно излучает
ее.
Может ли тело человеческое умереть и быть похороненным?
И твое тело, и тела всех мужчин и женщин
Мало-помалу ускользнут из рук гробовщиков и перенесутся
в иные сферы,
Унося с собой все, что выпало на их долю с момента рождения
до смертной минуты.
Но не в рабских копиях, отпечатанных жизнью, сущность ее
и основной смысл,
Ведь не одно только естество мужское и жизнь и не одно
только естество женское и жизнь возвращаются
с телом и душой,
Равно до или после смерти.
Помни! Тело заключает в себе сущность и основной смысл,
оно заключает в себе душу;
Кто бы ты ни был, как прекрасно, как удивительно твое тело
и любая часть его!
14
Кто бы ты ни был, к тебе я взываю!
Дочь страны моей, ждала ли ты своего поэта?
Поэта, чьи уста отверзнуты, а перст указует
На мужчин и женщин этих Штатов,
Поэта, чьи возвышенные слова обращены к Демократии.
К земле, крепко спаянной и плодоносной!
К земле угля и железа! К земле золота! К земле хлопка,
сахара и риса!
К земле пшеницы и мяса! К земле шерсти и конопли! К земле
яблок и винограда!
К земле мирных долин и необозримых пастбищ! К земле
бескрайних плоскогорий, на которых так легко дышится!
К земле стад, садов и простых глинобитных хижин!
К земле, над которой дуют северо-западные колумбийские
и юго-западные колорадские ветры!
К земле восточного Чесапика! К стране Делавэра!
К земле Онтарио, Эри, Гурона и Мичигана!
К земле первых Тринадцати Штатов! К земле Массачусетса!
К земле Вермонта и Коннектикута!
К земле океанских побережий! К земле горных хребтов
и вершин!
К земле моряков и матросов! К земле рыбаков!
К земле сроднившихся краев! Нерасторжимых! Страстных!
Вставших плечом к плечу, как старшие и младшие братья!
К земле великих женщин! И женственности! К земле сестер
многоопытных и сестер невинных!
К земле большого дыханья, арктических льдов и мексиканских
бризов!
К земле Пенсильвании! Виргинии и двух Каролин!
О земля моя, горячо любимая мной! О бесстрашные
народности, населяющие тебя! Я люблю вас всех любовью
совершенной!
Я не могу быть отторгнут от вас! Ни от одной из вас, вы все
важны для меня!
О смерть! Несокрушимая любовь моя, и потому, не замеченный
тобой до сих пор,
Брожу я по Новой Англии, открытая душа, путешественник,
Шлепаю босиком по воде в Поманокском прибое,
Пересекаю прерию, снова живу в Чикаго, снова живу, где
вздумается.
Вижу, как рождаются люди, развивается техника, возводятся
здания, ставятся спектакли,
Слушаю ораторов на собраниях,
Каждая женщина и каждый мужчина в этих Штатах мне
сосед навсегда.
Жители Луизианы и Джорджии так же близки мне, как я им,
Жители Миссисипи и Арканзаса со мной, пока я с ними,
Равно на равнинах, что лежат к западу от главной реки и в
моей глинобитной хижине,
По пути на восток, в прибрежном штате и в Мэриленде.
И канадца, храбро встречающего зиму, снега и морозы,
сердечно привечу я,
И подлинного сына Мэна, и жителя Гранитного штата, и
штата залива Наррагансетт, и штата Нью-Йорк,
А когда я к другим берегам отправлюсь, дабы освоить их,
я стану приветствовать каждого нового брата,
Так я сплету новые листья со старыми, и с этой минуты ветви
будут едины,
И среди новых братьев я стану ходить как равный, вот почему
сегодня я обращаюсь к вам лично,
Приказываю вам вместе со мной принять участие в общем
действии, сыграть в общем спектакле единую роль.
15
За мной, за мной в тесном строю, но торопитесь, торопитесь.
Все ваши жизни соединены с моей
(Может быть, меня придется упрашивать,
Прежде чем я отдам свою жизнь, - но что из того?
Ведь человеческую Природу надо уговаривать не раз).
Нет, я не изысканный dolce affettuoso,
Бородатый, обожженный солнцем, суровый, с задубелой шеей,
я пришел,
Чтобы бороться за главные призы вселенной,
За них я буду сражаться, кто бы не пытался выиграть их.
16
Но по пути я остановлюсь,
Ради вас! Ради Америки!
И возвещу людям, что настоящее должно быть спокойным,
а будущее радостным и возвышенным,
И о прошлом я скажу то, что сохранил сам воздух нашей страны,
я скажу о краснокожих аборигенах.
Краснокожие аборигены,
Дыханье свое, звуки дождя и ветра, прозвища птиц и лесных
зверей вы оставили нам в названьях:
Окони, Кууза, Оттава, Мопонгахела, Саук, Натчез, Чаттахучи,
Каквета, Ороноко,
Уобаш, Майами, Сагино, Чиппева, Ошкош, Уалла-Уалла,
Оставив эти названья, вы ушли, растворив родные слова в воде,
перемешав их с почвой.
17
Весь мир стремительно расширяется отныне,
Люди, природа, промышленность - все развивается неистово,
быстро, бесстрашно,
Мир первобытен снова, нескончаемая цепь величественных
видений удлиняется,
Новое великое человечество превзошло предков, оно участвует
в новом состязании,
Новая политика, новая литература и религия, новые изобретения
и искусства.
Их возвещает мой голос - я не буду более спать, я встану,
И вы, океаны, которые дремали во мне! О, как я чувствую вашу
бездонность, там, в глубине, созревают невиданные
доселе волны и штормы.
18
Погляди - пароходы плывут через мои поэмы,
Погляди - иммигранты прибывают и сходят на берег,
Погляди - вон вигвам, вон тропа и охотничья хижина,
вон плоскодонка, вон кукурузное поле, вон вырубка, вон
простая изгородь и деревушка в глухом лесу,
Погляди - по одну сторону моих поэм Западное побережье,
а по другую - Восточное, но, словно на побережьях, в моих
поэмах приливает и отливает море,
Погляди - вон в моих поэмах пастбища и лесные чащобы,
звери дикие и ручные, а там, дальше, за Ко, стада буйволов
щиплют траву на равнинах,
Погляди - вон в моих поэмах большие, прочно построенные
города, здания в них из железа и камня, мостовые
замощены, а сколько в них экипажей, какая идет торговля!
Погляди - вон многоцилиндровые паровые печатные станки
и электрический телеграф, протянувшийся через континент,
Погляди - пульсы Америки через глубины Атлантики стучат
в берега Европы, а она возвращает их вспять,
Погляди - мощные и быстрые локомотивы отправляются в путь
и свистят, вздыхая на бегу,
Погляди - вон фермер на ферме, вон шахтер в забое, и несть
числа заводам вокруг,
Погляди - вон механики на своих рабочих местах,
в их руках инструмент - среди них ты увидишь верховных
судей, философов и президентов,
Погляди - а вон это я бреду по Штатам, появляюсь то в поле, то
в лавке, слоняюсь, всеми любимый, в обнимку с ночью
и днем,
Прислушайся к громким отзвукам моих песен и пойми наконец,
о чем они говорят.
19
О камерадо, мой близкий! Наконец-то мы вместе, хотя нас
всего двое,
О слово, которое расчистит бесконечный путь вперед,
О то, что яростно и скрытно! О дикая музыка!
Отныне я триумфатор, и ты вместе со мной;
О рука в руке! О полнокровная радость - о еще один любовник
и покоритель!
За мной, в тесном строю, но торопитесь, торопитесь за мной.
Перевод Р. Сефа
Walt Whitman’s other poems:
- Leaves of Grass. 35. Good-Bye My Fancy. 10. To the Pending Year
- Leaves of Grass. 35. Good-Bye My Fancy. 11. Shakspere-Bacon’s Cipher
- Leaves of Grass. 35. Good-Bye My Fancy. 13. Bravo, Paris Exposition!
- Leaves of Grass. 35. Good-Bye My Fancy. 24. The Commonplace
- Leaves of Grass. 34. Sands at Seventy. 14. Memories
